6 октября 2010 года в интервью корреспонденту РИА «Новости» Дмитрию Виноградову министр внутренних дел Грузии с удовлетворением отметил, что грузинская полиция совершила перелом в сфере охраны общественного порядка и в борьбе с преступностью, что количество преступлений существенно снизилось, а показатели раскрываемости совершенных преступлений невиданно велики. Из всего этого был сделан вывод: «Если называть это полицейским государством, тогда я горжусь тем, что Грузия - полицейское государство!».

Ничего не скажешь, довольно смелое и прямое заявление, которое обязательно повлечет за собой вопросы, требующие ответа. Какое государство было построено в Грузии - правовое или полицейское? Это - уже риторический вопрос.

Известные политические лица правящей команды и контролируемые властями СМИ, напротив, категорически отрицают существование в Грузии полицейского государства даже в зародыше. По их мнению, в Грузии строится демократическое, правовое государство, где быстрыми темпами проводятся радикальные реформы в сферах государственной власти, экономики, социальной политики. И часто в подтверждение этого они ссылаются на отдельные высказывания известных зарубежных политических деятелей и мировых СМИ. Сегодня это бахвальство стало особенно впечатляющим.

В 2006 году в газете «Асавал-Дасавали» была опубликована моя подробная аналитическая статья, где я с тревогой писал об ожидаемой угрозе, повлечь за собой которую мог объявленный в Грузии новый политический курс (лозунги: « Всех преступников – в тюрьму!», «Нулевая толерантность в отношении преступников!», «Жесткая уголовная политика» и т.п.).

К сожалению, за политическими заявлениями последовал целый ряд законодательных изменений, которые еще более усложнили и без того тяжелую обстановку, и на повестке дня встал вопрос: в каком направлении мы движемся, и какое государство строится в Грузии – правовое или полицейское?

События, развивающиеся в Грузии в последнее время, правоту властей, декларировавших этот политический курс, делают еще более сомнительной. В этой публикации мы попытаемся поговорить о некоторых актуальных вопросах, особенно о том, что так тревожит грузинскую общественность и наших иностранных доброжелателей.

Итак, приступим. Полицейским является авторитарное, неправовое государство, где соблюдение правопорядка основывается не на высоком правосознании граждан и уважении ими закона, а на бдительности властей, на их стремлении обеспечить существование угодного им режима всеми законными и незаконными путями.

Полицейскому государству свойственен особый стиль управления, который достигается в условиях строгой централизации государственной власти. С помощью специальных служб (полиции, тайной полиции и т.д.) государство жестко контролирует протекающие в стране процессы и его бдительное око охватывает сферы экономики, внешней и социальной политики, культуры, науки, образования. В этих условиях ограничивается степень свободы оппозиционных политических партий, неправительственного сектора, независимых СМИ, адвокатуры и судебной власти. За необычайно острой реакцией на каждое выявленное правонарушение следуют строжайшие последствия, жестокость бьет через край, а что самое главное - все это широко освещается соответствующими СМИ. Цель одна – запугать общественность настолько, чтобы никому даже в голову не могло прийти совершить что-то против властей… Все это достигается путем телеарестов, насаждения массового психоза и с помощью других мероприятий идеологического характера. К сожалению, Грузия не была исключением. Скорее, подтверждением...

В мировой истории было немало полицейских государств, во многих, кстати, достигли весьма высоких показателей в экономике, социальной и других сферах. Такие страны существуют и поныне, и это постоянно вызывает раздражение мирового сообщества. Полицейским государствам чужды независимый суд, неконтролируемые СМИ, демократичная и прозрачная избирательная система, реальное верховенство закона, особо бережное отношение к правам человека и т.д.

В данной статье мы коснемся преобразований, произведенных в последнее время в законодательстве Грузии, которые полностью соответствуют недавно объявленному политическому курсу. Именно законодательство отражает важные изменения, произошедшие в стране, оно является негласным мерилом для оценки любого государства – полицейского или правового.

Закон Грузии «О полиции» от 27 июля 1993 года является моим первым законодательным «детищем» в жизни. Я хочу с удовлетворением отметить, что этот закон, принятый в тяжелейшее время и в тяжелейших условиях, выдержал испытание временем. Также хочу отметить: в течение последних 5-6 лет в закон были внесены абсолютно необдуманные, необоснованные изменения и дополнения, которые, порой, столь нелогичны, что на сегодняшний день он являет собой еще один пример агрессивного законодательного дилетантизма. Как известно, политическая воля сильных мира сего, в первую очередь, проявляется в законах. Вот и Закон Грузии «О полиции» не смог этого избежать. Тому подтверждением являются вышеупомянутые изменения и дополнения, о чем я и хочу поговорить поподробней.

Совсем недавно, 24 сентября 2010 года, в Закон Грузии «О полиции» внесен целый ряд изменений и дополнений, которые были неоднозначно встречены общественностью. Одной ее части, в особенности, сторонникам властей, понравились упомянутые законодательные инновации, а другая отнеслась к ним весьма негативно. Вновь началась дискуссия вокруг Грузинского государства: какого типа оно сегодня – правовое или полицейское?  Изменения и дополнения, которые я упомянул, повергают меня в шок как специалиста, поскольку они совершенно не осмысленны и не отвечают элементарным требованиям. Такой «суррогат» тяжело обернется для грузинской общественности, и мы получим абсолютно неконтролируемую полицию, хотя, дай Бог, чтобы мой прогноз не оправдался. Хочу, чтобы грузинский читатель знал: в ноябре-декабре 2009 года был подготовлен пакет значительно худших изменений и дополнений, что повлекло за собой резкие отзывы, и видимо, грузинские законодатели приняли во внимание возмущение народа и экспертов. Собирались значительно упростить узаконивание остановки лиц, их «личного досмотра» в неотложных случаях, а также ряда других действий, обосновать которые они не могли ни с научной, ни с социальной, ни с какой другой точки зрения (см. газету «Версиа» от 2-3 декабря 2009). Казалось бы, тогда все было сказано, и все разъяснено. Но, как говорится, «человек предполагает, а Бог располагает». Обратим внимание на новые законодательные «перлы». Согласно упомянутым изменениям и дополнениям:

Дорогой читатель, вы что-нибудь поняли? Я - нет! Уверен, подобных мне будет много. В особенности, непонятна роль полиции в части разработки тактики и стратегии борьбы с преступностью. И как тут не вспомнить слова классика: «Легкость в мыслях необыкновенная»...

Тут, вроде, все ясно и не должно вызывать споров то, что полиции надлежит иметь это право. Именно надлежит. Но эта безобидная законодательная конструкция была искажена. В результате новых изменений, и отсюда была изъята ранее существовавшая императивная обязанность полиции после проникновения, в случае безотлагательной необходимости, в жилое помещение гражданина или иное его владение - в течение 24 часов сообщить об этом прокурору с тем, чтобы последний обратился в суд для решения законности указанных действий.

Как раз эту маленькую, «незначительную» деталь «упустили» наши законодатели! Теперь давайте, вдумаемся: что может произойти, и как каждый из нас сумеет защитить себя от возможных незаконных действий полиции? Между прочим, не второстепенно и то, что такая законодательная новация приходит в явное противоречие в Конституцией Грузии и нормами международного права.

Вот тут, как говорится, приехали! Однако, не бойтесь – согласно пункту 5 этого же Закона, «остановленный и обысканный» гражданин имеет право в пятидневный срок с момента задержания, по месту остановки и поверхностной проверки, обжаловать в суде законность остановки и проверки и потребовать денежную компенсацию (пункт 5 статьи 9).

Мой сарказм небеспочвенен и сейчас я это докажу: в Законе, принятом в 1993 году, была совершенно другая редакция, согласно которой, полицейский имел право проверить документы, подтверждающие личность гражданина, если существовало достаточно данных о совершении им преступления или административного нарушения. Что же касается задержания лица, то такое право полицейский имел лишь в случае, предусмотренном Уголовно-процессуальным кодексом.

Теперь о том, какова разница между «достаточными сведениями» и «разумным подозрением». «Разумное подозрение» не представляет собой явление, которое существует в грузинском и европейском законодательстве. Оно есть уголовно-процессуальный институт, характерный для входящих в семейство общего права стран, и не имеет ничего общего с законодательством о полиции.  

Не будем забывать, что по новому Уголовно-процессуальному кодексу Грузии, полицейский вообще не является ни стороной, ни участником в уголовном процессе. Если по действующему законодательству, полицейский не является участником судопроизводства, возникает вопрос: почему его «перепевы» оказались в Законе «О полиции»?

Теперь о том, что касается изъятого из Закона термина – «достаточное основание». Он – из ряда оценочных категорий, и в связи с этим понятием существовала весьма прочно сформировавшаяся судебная практика и специальная литература, знакомство с которой делало ясным, что подразумевали законодатели под этим понятием (к примеру: полицейский сам стал свидетелем преступления или административного нарушения, свидетели или потерпевший сообщили полицейскому о преступлении или административном нарушении, существует решение о розыске конкретной личности с соответствующей фотографией или описанием и т.д.). Между прочим, этот термин и сегодня используется весьма успешно в полицейском законодательстве Европы, в особенности, Восточной.

Теперь о новом термине «остановка». Это полное недоразумение. Закон предусматривает очень широкую дискрецию понятия этого термина, что очень опасно, и это обязательно аукнется грузинскому обществу. Обратите внимание на текст Закона: сроком остановки является разумный срок, необходимый для подтверждения или исключения разумного подозрения. А все-таки, какой? Об этом Закон не говорит ничего! И здесь грузинский Закон содержит очень много неудобств, и он явно приходит в противоречие не только с Конституцией Грузии и Европейской конвенцией по правам человека, но и с практикой Страсбургского суда по правам человека.

Конечно, оппонент может сказать, дескать, ведь есть подобная практика в работе полиции многих стран мира. Например: почему каждый из нас проверяется перед посадкой в самолет или другой общественный транспорт? Чем в таких случаях руководствуется полиция?

Отвечу: безопасность граждан обеспечивается соответствующей службой безопасности воздушного транспорта, и так и должно быть. Между прочим, соответствующим законодательством эти процедуры предусмотрены довольно подробно. Полиция лишь принимает участие в проведении упомянутых процедур, чтобы исключить случаи нарушения общественного порядка. В тех случаях, когда, в целях безопасности, необходима проверка пассажира или груза, мы имеем дело с абсолютно иным явлением, и оно ничего общего не имеет с ситуацией, которую упорядочивает Закон Грузии.

Принятие упомянутых изменений и дополнений было совершенно не случайно, и оно имело довольно острую основу. Вопрос касался примененных 7 ноября 2007 года полицией при разгоне демонстрации в Тбилиси, на проспекте Руставели и на Рике, специальных средств (акустического радиоволнового оружия, нелетальных (небоевых) специальных средств - ALSL6 и FN303, посредством которых для разгона демонстрации стреляют специальными снарядами). То же повторилось 6 мая 2009 года при разгоне митингующих, собравшихся перед зданием Главного управления полиции города Тбилиси. Нелетальное оружие, примененное грузинской полицией, нанесло повреждения десяткам граждан, в том числе трое из них получили тяжелые повреждения (они потеряли зрение). Оказалось, что специальные средства при разгоне демонстрации полицией были применены незаконно, поскольку Закон Грузии «О полиции» перечень таких специальных средств не предусматривал. Разгорелся скандал, и безусловно, в любом правовом государстве таким действиям полиции после соответственного расследования должна была быть дана соответствующая правовая оценка. В Грузии же власти не провели расследование упомянутых дел, да и к ответу никого не призвали. Оправдание со стороны грузинских властей было весьма «убедительным» - якобы, все произошло законно, и право на применение таких нелетальных средств предусматривалось международным правом и законодательством западных стран (?!).

Видимо, на этом вопросе следует остановиться более детально: «ALSL6» и «FN303» относятся к специальным полицейским средствам, и полицейские подразделения многих стран применяют их для пресечения беспорядков, группового вандализма и фактов массового неповиновения.

Принцип применения этих специальных средств прост: из устройства, которое очень похоже на обыкновенное огнестрельное оружие, стреляют специальными снарядами (пулями) – специально обработанную массу резинового или пластмассового вещества. Такой снаряд (пуля) при попадании в тело человека не вызывает смерти (летальный исход), не калечит жертву и не наносит тяжелые повреждения. В той стране, где разрешено применение таких и похожих средств, правила использования жестко регламентированы. В частности, подзаконными актами запрещается применение этих специальных средств ночью и в условиях затрудненного видения; запрещено их применение в отношении женщин и подростков; запрещено стрелять в направлении головы и тех частей человеческого тела, повреждение которых может нести угрозу для жизни, и т.д.

Хочу, чтобы читатель хорошо понял, что, несмотря на широкое распространение, есть страны, где применение так называемых нелетальных снарядов (пуль) запрещено на законодательном уровне, поскольку практика показывает, что их использование влечет довольно большие осложнения.

По Закону Грузии «О полиции» от 27 июля 1993 года, у полиции не было права применения резиновых или пластиковых пуль. Согласно пункту 1 статьи 10 этого Закона, при осуществлении служебных обязанностей полицейский имеет право применить физическое принуждение, специальные средства и огнестрельное оружие служебного назначения в случаях и порядке, предусмотренных этим Законом. В статье 12 этого же Закона перечислены все специальные средства, применять которые полицейский имеет право, и которые могут быть дополнены только этим законом. Использование резиновых или пластиковых снарядов (пуль) в этом перечне нет, хотя сам перечень весьма длинный: резиновая дубинка, слезоточивый газ, электрошоковое устройство и т.д.

Парламент Грузии третьего созыва в июле 1993 года проявил большую осторожность и в первом грузинском законе о полиции не предоставил полиции право на использование резиновых или пластиковых пуль. Хотя, были депутаты, которые рьяно требовали, чтобы перечень специальных средств (статья 12) не был исчерпывающим, и правом на его расширение был наделен министр внутренних дел по согласованию с министром здравоохранения. Позиция тогдашнего парламента оказалась непоколебимой.

Теперь касательно мнения некоторых оппонентов по поводу того, что, якобы, полиция по закону имела право применять резиновые или пластиковые, т.е. нелетальные снаряды (пули), и для подкрепления своей позиции ссылались на статью 13 (?!) Закона «О полиции». Статья 13 Закона «О полиции» касается права полиции на применение огнестрельного оружия (!), а `ALSL6~ и ` FN303~ таковыми не являются, и это не требует особых доказательств. И одно, и другое принадлежит к категории специальных средств, и существуют совершенно различные правила их применения, но только не в грузинском законодательстве.

Грузинские законодатели узаконили меры, осуществленные полицией 7 ноября 2007 года и 6 мая 2009 года, «восполнив существовавший пробел», но сделали они это 17 июля (!!!) 2009 года. Как следует оценивать такие действия – пусть судят сами читатели. Одно бесспорно: в рамки правового государства подобное точно не вмещается.

Не случайно были обеспокоены представители грузинского бизнеса - не было ли в указанной законодательной «новации» чего-то такого скрытого, что нанесло бы ущерб бизнесу и, конечно же, правам человека? К сожалению, их опасения оказались не беспочвенными: после этого законодательного изменения начался настоящий террор бизнесменов, и все прекрасно помнят, что первый удар пришелся по объектам быстрого питания фирмы «Никала». В дальнейшем эта печальная география расширилась.

В эпоху Советского Союза, когда отдельные лица, в отместку или по иным мотивам, годами обращались с заявлениями и жалобами в союзные или республиканские советские партийные и правоохранительные органы, комиссии, которые создавались для перепроверки указанных в жалобах «фактах», проводили специальные ревизии, тратилась уйма времени, средств, впустую отвлекалось от дел множество сотрудников.

Большая часть анонимных писем не подтверждалась. В 30-70-е годы прошлого столетия уже появляются характерные лишь для советской системы уникальные «профессиональные анонимщики». Эти люди, которым не лень было заниматься писаниной, подорвали здоровье многим добросовестным гражданам, укоротили им жизнь.

Для преодоления этого социального уродства, по Распоряжению Президиума Верховного Совета СССР от 2 февраля 1988 года, письменное обращение гражданина, не содержащее данных о личности автора, о месте его работы, учебы или жительства, считалось анонимным и не подлежало рассмотрению.

Недопустимость рассмотрения анонимных сообщений по сей день считается одним из важных демократических достижений «перестройки».

Статья 3 Закона Грузии «О порядке рассмотрения заявлений, жалоб и обращений в государственные органы, предприятия, учреждения и организации (независимо от их организационно-правовой формы)» от 24 декабря 1993 года запрещала рассмотрение анонимных заявлений. Так же однозначна в отношении этого вопроса позиция целого ряда действующих нормативных актов (Общего административного кодекса Грузии, Закона Грузии «О полиции», Органического закона Грузии «О прокуратуре» и др.).

Разумеется, зачастую при расследовании конкретного преступления полиции или следователю приходится проверять определенные анонимные сведения. Жертва преступления или свидетель преступления, из страха возможной расправы со стороны преступного мира, нередко вынуждены скрывать свою личность и координаты. Поэтому большинство поступивших в правоохранительные органы сведений – анонимны.

Подтверждено, что в сложном деле быстрого раскрытия преступления и установления преступника очень часто решающая роль отводится надлежащему, профессиональному изучению именно анонимных сведений.

В практике существует хорошо апробированное, разумное и гуманное правило – о негласной проверке указанных в анонимных сведениях данных посредством оперативно-розыскных мероприятий, с тем чтобы без неопровержимых доказательств, безосновательно не были ограничены права человека допросами, обысками, вторжением в жилище и другими процессуальными или следственными действиями.

Было ли обязательно восстанавливать в уголовно-процессуальном законодательстве изжитое правило рассмотрения анонимных сообщений?

Следует со всей ответственностью заявить, что никакой необходимости в этом не было!

Но случилось то, чего мы боялись. Стоило законодательной новации войти в силу, сразу же стала ясна истинная причина упомянутых изменений. Как говорится, «все тайное когда-нибудь становится явным»…

Грузинские бизнесмены уже давно поговаривают о том, что на основании анонимных сообщений совершаются «налеты» на различные торговые, финансовые и промышленные объекты. Когда в ходе расследования, начатого на основании анонимных сведений, проводятся необоснованные обыски и другие следственные действия, это еще больше напрягает и без того непростую бизнес-среду.

Теперь что касается «большой уступки», сделанной в части 2 статьи 263 бывшего Уголовно-процессуального кодекса Грузии, согласно которой, «осуществление в отношении лица уголовного преследования лишь на основании анонимного сообщения недопустимо». Указанная законодательная конструкция – чистой воды правовая фикция, и вот почему: Уголовно-процессуальный кодекс и без того предусматривал подобное правило, и эта «уступка» ничего не прибавила в дело защиты прав человека. Согласно статьи 281 Уголовно-процессуального кодекса Грузии, «основанием для предъявления обвинения (т.е. начала уголовного преследования) является общность доказательств, которая достаточна для обоснованного подозрения, что конкретное лицо совершило преступление. А доказательства во всех случаях должны удовлетворять жесткому, императивному требованию закона, по которому «доказательство будет считаться недопустимым, если оно получено от лица, которое не может указать, из какого источника, где, когда и как проявились представленные им данные (пункт «д» части первой статьи 11 бывшего Уголовно-процессуального кодекса Грузии).

К сожалению, и новый Уголовно-процессуальный кодекс Грузии, принятый 1 октября 2010 года, не смог освободиться от этой порочной нормы. В частности, пункте 3 статьи 101 нового кодекса подчеркивается, что следователь вправе на основании анонимного сообщения начать следствие. Недопустимо осуществление уголовного преследования в отношении лица лишь на основании анонимного сообщения. Как говорится, тут комментарии излишни. То, что было неприемлемо с точки зрения научного, сравнительного правоведения и элементарного здравого смысла, снова стало приемлемым, поскольку такова политическая воля.

Это, на первый взгляд, незначительное изменение разрушило ту генеральную линию, которая проходила через тогдашний Уголовно-процессуальный кодекс Грузии. Была выбита основа из-под гарантированного международным правом, Конституцией и уголовно-процессуальным законодательством права обвиняемого – без физического и психологического принуждения, не обманным путем, добровольно давать показания, свободно формулировать известные ему все обстоятельства и не отвечать на те вопросы, которые могли уличить его в совершении преступления.

Практике, ранее существовавшей в оперативно-розыскной службе и впоследствии отмененной, теперь дали «зеленый свет» уже в законодательном порядке.

Основной целью т.н. «агентурной обработки» обвиняемого, находящегося в предварительном заключении в следственном изоляторе (тюрьме), было получение от него скрыто или против его воли информации, связанной с тем же или другим преступлением, которая не была известна следствию или оперативным службам. А за этой «обработкой» очень часто скрывался шантаж, избиение, пытки, издевательства, сексуальное насилие или запугивание подобными видами насилия. Упорядоченная секретными актами «агентурная обработка» осуществлялась посредством завербованных оперативными сотрудниками конфидентов (тайных агентов), большая часть которых являлась «криминальными авторитетами». После такой «обработки» арестованный обвиняемый становился более «искренним» на допросах и часто «добровольно» давал признательные показания.

Такое вольное обращение с частью 3-ей статьи 161 бывшего Уголовно-процессуального кодекса Грузии создало противоречия с частью первой статьи 5 Европейской конвенции о правах человека 1950 года (ратифицирована парламентом Грузии), по которой запрещено получать от обвиняемого признательные показания путем обмана, насилия, шантажа, и пренебрежение этими правами считается пренебрежением фундаментальных прав человека.

Оперативная работа с арестованным обвиняемым и, вообще, лицами, помещенными в места заключения, разрешены законодательствами стран Европы и Америки. Однако, она осуществляется оперативными службами тюрем с тем, чтобы не случилось побега заключенных, насилия против заключенных, тюремный бунт и другие противозаконные действия. Такая работа никак не связана с полицией и следственными органами.

Оперативные службы тюрем не работают над нераскрытыми преступлениями.

Прагматично мыслящий Запад и тут укоренил довольно эффективный механизм, который дает возможность равноправно обеспечивать неуклонную защиту как общественной безопасности, так и прав человека.

В недалеком прошлом мы были составной частью общества, которому приходилось жить и работать в условиях т.н. «пресс-хат» и «пресс-изоляторов» (от слова «прессовать», но не «пресса»!). Это были тюрьмы, где следствию удавалось раскрыть преступление и получить от обвиняемого признательные показания именно в результате оперативной деятельности.

Как грузинское общество встретило эту законодательную новацию? В особенности, правозащитники, адвокаты и политические деятели? Никак! Все будто воды в рот набрали. Даже в самом кошмарном сне нельзя было представить, что бы произошло, если бы подобная законодательная новация случилась до т.н. «революции роз». Вот тогда надо было смотреть, как бы реагировали наши зарубежные «ревизоры» или грузинские политики…

К сожалению, новый Уголовно-процессуальный кодекс Грузии, вошедший в силу с 1 октября 2010 года, и новый Кодекс о заключении оставили упомянутый вопрос по-прежнему открытым. Так что сегодня полиция имеет полное право для выявления нераскрытого преступления осуществлять в тюрьме оперативную работу, что она и делает весьма интенсивно.

Отдельные статистические данные о преступлениях, зарегистрированных в некоторых европейских странах, и процент их раскрываемости (2009 г.) 

Статистические данные о преступлениях, зарегистрированных в целом по Европе

Общее количество преступлений и процент их раскрываемости 

Примечание: 1. Преступление зарегистрировано, если оно поставлено на государственный учет, и ему присвоен регистрационный номер с самого же начала следствия;

2. Менее тяжким является преднамеренное преступление или преступление по халатности, за совершение   которого максимальное наказание, предусмотренное Уголовным кодексом, не превышает пяти лет лишения свободы сроком;

3. Тяжким является преднамеренное преступление, максимальное наказание за совершение которого, предусмотренное Уголовным кодексом, не превышает 10 лет лишения свободы, а также преступление по халатности, за совершение которого этим кодексом в качестве наказания предусмотрено более пяти лет лишения свободы;

4. Особо тяжким является такое преднамеренное преступление, за совершение которого Уголовным кодексом в качестве наказания предусмотрено более 10 лет лишения свободы или пожизненное заключение;

5. Раскрытие преступления – когда установлено лицо, совершившее преступление, и оно признано обвиняемым.

10. О том, что в Грузии не существует независимого суда, пишут много. И следует отметить, что с этой точки зрения в стране положение незавидное. Хочу читателям предложить статистические данные, касающиеся количества оправдательных приговоров и процентных показателей. Наличие оправдательных приговоров – самый четкий показатель того, насколько независим и непредвзят суд при рассмотрении уголовных дел. В странах Запада такие процентные показатели довольно высоки. К примеру, по данным 2008 года, суды США из каждых ста уголовных дел вынесли оправдательные приговоры по 42%; суды Англии – по 58%, Германии – 32,4%.

Оправдательные приговоры в Грузии

И в заключение. Разумеется, многое еще можно было сказать, однако формат публикации не дает такой возможности. Думаю, по вопросам, о которых шла речь, можно и нужно говорить и обсуждать. Это даже необходимо, поскольку дело касается важнейшей проблемы: что мы собой представляем, и куда идет наша страна.

Гия Мепаришвили – профессор,  главный государственный советник юстиции, судья высшей квалификации, экс-Генеральный прокурор Грузии -  специально для «ГРУЗИНФОРМ»