Грузия, 29 марта, ГРУЗИНФОРМ. Наследница империи Бадри Патаркацишивли рассказывает «Forbes» о взаимоотношениях своей семьи с Борисом Березовским и своих нынешних активах

Свое первое в жизни интервью Лиана Патаркацишвили (Жмотова), старшая дочь Бадри Патаркацишвили, давала мне в середине марта в Тбилиси, где как раз отмечали 10-летие создания одной из крупнейших грузинских телекомпаний «Имеди». Осенью прошлого года, телекомпания, как и все другие активы Бадри Патаркацишвили на территории Грузии, вернулись его наследникам. С того времени Лиана владеет одной из крупнейших телекомпаний Грузии.

Однако драматические события, связанные со смертью Бориса Березовского, в последний момент несколько изменили это интервью.

— Как вы восприняли сообщение о смерти Бориса Березовского?

— Смерть — это всегда трагедия. Я бы хотела выразить соболезнования родным и близким умершего.

— Отношения между вашей семьей и Березовским в последнее время были очень сложными. Вы (или кто-то из семьи) давно общались с ним в последний раз?

— В течение последних лет наше общение с Березовским происходило только через наших юристов. Мы виделись на суде между Абрамовичем и Березовским полтора года назад. Борис Абрамович там с нами не здоровался. Вне суда мы не общались. А последний раз я видела его на подписании мирового соглашения осенью прошлого года в Лондоне. Там, где решались уже вопросы бизнеса нашей семьи.

— Березовский после смерти Бадри Патаркацишвили довольно долго судился с вашей матерью — Инной Гудавадзе. У вас в итоге были урегулированы с ним отношения в части собственности?

— Да, Березовский судился с нашей мамой и также с нами и мамой Бадри. Осенью прошлого года мы пришли-таки к мировому соглашению, по которому Березовский отозвал все претензии к активам, которыми владеет наша семья.

— Накануне смерти Березовский утверждал, что он ошибался в Бадри, то есть обида у него была и осталась. А ваш отец что-то говорил о том, как их отношения с Березовским складывались, почему они разошлись в бизнесе и в жизни? Он рассказывал о том, как это было?

— Мы, конечно, знали о причинах их экономического развода 2006 года. Политическая активность Бориса Абрамовича не давала отцу спокойно заниматься бизнесом. Отец часто говорил об упущенных возможностях и сожалел, что не мог вернуться в Россию. Тем не менее и после передачи активов под контроль Бадри они оставались друзьями. Как нам стало известно, Борис Абрамович приезжал на могилу Бадри в Грузии два года назад. Мне кажется, это показательно.

— Во вторник на госканале «Россия-1» вышел фильм Аркадия Мамонтова о Березовском «Штрихи к портрету». После фильма в студии было обсуждение, где прозвучал ряд обвинений в адрес Патаркацишвили и его наследников. В частности, вашу семью в эфире назвали в числе тех, кто «вполне мог бы выступить заказчиками убийства Бориса Березовского». Вы этот фильм уже видели?

— Нет.

— Во время обсуждения корреспондент Андрей Кондрашов заявил из Лондона следующее: по одной из версий, которую обсуждает британская пресса (так сказал Кондрашов), убить Березовского могли «воры в законе», которые были «очень разозлены на Березовского после смерти Бадри Патаркацишвили». Он также говорил, что «огромный ряд юристов» утверждает, что среди тех, кому смерть Березовского выгодна, «вполне могут быть наследники Бадри Патаркацишвили». Кондрашов также рассказывал, что весь бизнес по мировому соглашению Березовского и вашей матери был поделен по 50% между сторонами, что активы дают прибыль, одни только молочные заводы в Сербии стоят «порядка миллиарда долларов»… Закончил он эту версию так: «Смотрите, если этим людям (наследникам. — Forbes) в какой-то момент показалось, что 50% они могут и не платить, просто для этого нужно убрать Березовского...» Как вы это прокомментируете?

— Мне сложно комментировать подобные заявления, поскольку по степени недостоверности они выходят за рамки здравого смысла. Могу лишь повторить то, что мы неоднократно говорили ранее: после четырех лет судов, осенью прошлого года мы подписали с Березовским мировое соглашение, в котором он согласился отозвать все претензии к нашим активам. Это соглашение оформлено официально, при участии английских юристов с обеих сторон и является обязательным к исполнению как в течение жизни, так и после смерти Бориса Абрамовича.

— Как вы намерены реагировать на эти обвинения?

— Мы изучаем этот вопрос с юристами.  После этого примем решение.

— Вы знали, что у Березовского бедственное финансовое положение, что он в депрессии?

— Мы знали ровно то же, что и все — из сообщений СМИ. Да, конечно, нам было известно, что после проигрыша суда с Абрамовичем финансовое положение Бориса Абрамовича серьезно пошатнулось. Однако в случае с Березовским только финансовые вопросы не могли быть причиной его депрессии. Скорее, как мы сейчас понимаем, он был в глубоком мировоззренческом кризисе.

— Если похороны пройдут в Лондоне, вы пойдете прощаться с Березовским?

— В Англии принято приглашать на похороны. Если будет приглашение, очевидно, да.

— Осенью прошлого года, после выборов в Грузии, где победила оппозиция, вам вернули один из крупнейших активов вашего отца — телекомпанию «Имеди». Как случилось, что именно вы возглавили компанию?

— Как вам известно, «Имеди» мы, как владельцы, как семья, смогли вернуть себе только в ноябре прошлого года. Тогда встал вопрос, кто будет курировать это направление. У нас в Лондоне семейный офис, и на семейном совете было принято решение, что над проектом «Имеди» буду работать я.

— А кто у вас входит в семейный совет?

— Наша мама, Инна, мы с сестрой (младшая дочь Ия Патаркацишвили. —Forbes) и наши мужья.

В основном моя задача сейчас сводится к тому, чтобы понять, какие перспективы есть у «Имеди», как это работает, набрать команду профессионалов, которые сами смогут каждодневно управлять компанией. В общем, на правах старшей дочери я приняла ответственность за судьбу телекомпании.

— Вы из Лондона руководите?

— Первое время я очень много времени проводила в Тбилиси, сейчас прилетаю раз в месяц. Если того требуют дела, чаще. Но я,  когда рано утром просыпаюсь дома, понимаю, что разница в четыре часа между Лондоном и Тбилиси — это огромный интервал времени. Я понимаю, что за это время уже прошли утренние летучки, выпуск новостей, что в Тбилиси уже рабочий день в разгаре, сразу хватаюсь за телефон, начинаю звонить, интересоваться тем, какие новости в компании, что происходит. Я участвую по скайпу во всех совещаниях.

— Это первый ваш бизнес. Вас сильно увлекло телевидение? Обычно, раз его попробовав, никто уже не может отказаться.

— Мне очень интересно, очень! Хотя изначально для меня и для семьи это было сложное решение. Потому что именно «Имеди» — это не столько бизнес, это огромнейшая ответственность. Здесь на карту поставлены не деньги, а репутация семьи… Репутация отца, его память — это для меня самое главное. Поверьте, мне эмоционально было сложно вернуться в Тбилиси и тем более возглавить «Имеди». Я хочу, чтобы про «Имеди» вновь заговорили, как в прежние годы, как про объективного, сбалансированного телевещателя, чтобы вновь появился в эфире качественный и интересный продукт для зрителей. Ведь с 2008-го года телекомпании был нанесен серьезный репутационный ущерб. Почти 5 лет мы не имели возможности управлять тем, что создавал мой отец. Грузия ведь небольшая страна, и это всегда чувствуется очень быстро: люди перестали доверять телеканалу, воспринимали «Имеди» как проводника пропаганды.

— Когда вы говорите про репутационные потери «Имеди», вы имеете в виду, что контроль над телекомпанией с 2008 года фактически перешел к Михаилу Саакашвили? А если бы, скажем, контроль над ней был у других политиков?

— Ну вообще-то репутация телекомпании зависит не от того, кому она принадлежит, а от того, какую редакционную политику проводит и как работают ее журналисты. При любом политическом раскладе. Вы видели, у нас у входа висит хартия «Основные принципы журналистской этики телекомпании «Имеди». И среди них — «журналист должен уважать правду и право общества на получение точной информации».

— С этого обычно начинаются все хартии журналистов, но им редко удается следовать буквально, особенно когда телекомпания долгое время находится под контролем властей. Это я и про «Имеди» и про Россию...

— И все-таки мы хотим придерживаться правил нашей хартии. Нам очень важно, чтобы журналисты чувствовали себя комфортно, чтобы они гордились работой на канале, рейтинги — это важно, но все же не все.

Вы знаете, когда я приезжаю в офис «Имеди», я лишний раз боюсь заходить в ньюс-рум, лишний раз не хочу сталкиваться с шеф-редактором информслужбы, с журналистами, чтобы любые мои слова не воспринимались ими как приказ, как руководство к исполнению, как то, что необходимо отражать в новостях. Для меня пример полной потери репутации канала — история, которую мы называем для себя «моделированная хроника». Это события 2010 года.

— Вы имеете в виду, когда два с лишним года назад в новостях «Имеди» был сюжет о том, что Россия напала на Грузию. Это была инсценированная новость, но о ней сообщили в эфире как о реальном событии. И там же сказали, что Саакашвили чуть ли не убит или захвачен в плен русскими, а от его имени то ли из бункера, то ли еще откуда-то говорил его пресс-секретарь?

— Да, речь именно об этой истории. Она вызвала тогда огромный скандал в Грузии, я знаю, что это активно обсуждали и в России. Люди ведь поверили, что вот-вот новая война, кто-то даже стал срочно закупать продукты, вышли на улицы Тбилиси, несколько человек умерло от сердечных приступов. Это пример вопиющего нарушения любых стандартов и норм журналистики.

— А вы как директор медиахолдинга вообще не отдаете никаких распоряжений информационной службе?

— Я категорически не вмешиваюсь в редакционную политику. Есть повестка дня, информационный поток. На него все и ориентируются.

— «Имеди» сейчас принадлежит вам на 100%? Говорили, что какая-то часть акций может быть у Руперта Мердока, в 2007-м ваш отец ведь вел с ним переговоры о продаже компании.

— Сейчас семья полностью владеет этим активом. «Имеди» — это не только телекомпания, это медиахолдинг: телеканал, интернет-портал, радиостанция и компания «Имеди-фильм», но она пока еще законсервирована. Мы начали с возрождения телекомпании.

— До ноября 2012 года «Имеди», насколько я знаю, через офшорные компании принадлежала людям из ближайшего окружения Саакашвили. Говорят, что бенефициаром был бывший глава его администрации Гиорги Арвеладзе…

— Ну да, по бумагам «Имеди» владела группа частных лиц.

— Вы не знали, кто они?

— Там довольно была запутанная схема собственности. Но смысл вы передали верно.

— Объясните мне, что все-таки произошло. После смерти вашего отца было несколько скандалов, связанных с его наследством. Большая часть, как я понимаю, отошла к Джозефу Кею, его двоюродному брату. «Имеди» тоже принадлежала Кею. Говорят, что именно он и продал ее людям Саакашвили. Вы через суды это все оспаривали, но ситуация оставалась без изменений. И потом вдруг после того, как лидер оппозиции Бидзина Иванишвили стал премьер-министром Грузии, вашей семье все вернули за символическую плату в один лари. При этом у Иванишвили с вашим отцом были тоже непростые отношения. Оба вели бизнес в России, оба, как оказалось, имели политические амбиции в Грузии. С чего вдруг такая щедрость?

— История была интересная. Мы, действительно, все эти годы провели в различных судах. Но как только прошли выборы 2012 года, бывшая оппозиция провозгласила курс, скажем так, на восстановление справедливости. И призвали тех, кто в последние несколько лет незаконно заполучил чужое имущество, добровольно вернуть его прежним владельцам.

И на нас вышли представители прежней власти, бывший менеджмент «Имеди» и предложили все вернуть, не дожидаясь судебных тяжб и безвозмездно.

— Вы вели переговоры? Кто был со стороны Саакашвили?

— Вели наши представители в Тбилиси. Представителей Саакашвили назвать не могу.

— Власть, вступая в отношения со СМИ, тем более с телевидением, хочет иметь что-то взамен. Новое руководство в лице Иванишвили поставило вам какие-то условия в работе «Имеди»?

— Абсолютно никаких. А если бы нам поставили какие-то условия, мы бы все равно от них отказались. Сами подумайте, зачем после стольких лет репутационных потерь при прежних владельцах, возвращать «Имеди» и снова вступать в переговоры уже с новой властью?

— Вам звонят из администрации президента, правительства, парламента, с просьбами что-то показывать, что-то нет, расставить акценты, изменить ракурс?

— Нет, пока никаких звонков не было. Если вы посмотрите наши новости, мы даем слово всем, кто влияет в Грузии на ситуацию.

— А если начнут звонить?

— Я уже сказала, это категорически неприемлемая форма для нас.

— Курс на сближение с Россией для вас важен?

— Для меня, как человека, который полжизни провел в Москве, где у меня друзья, где я училась, это очень важно. Лично для меня. Надеюсь, и для страны тоже.

— Что еще кроме «Имеди» перешло в собственность семьи Патаркацишвили после прихода новой власти в Грузии?

— На протяжении пяти последних лет мы вернули многие активы: в некоторых случаях — получив поддержку партнеров по бизнесу, в других — в результате долгих судебных тяжб. На данный момент в Грузии нашей семье принадлежат земли на побережье, имеющие туристический потенциал, металлургический завод в Рустави, часть акций в компании Magticom и некоторых других. Нам полностью принадлежит развлекательный парк Мцатминда. Это очень важное место для моего отца. Сегодня парк, где как раз находится телевизионная башня, одно из самых популярных мест отдыха в Тбилиси. Сюда любят приезжать семьи с детьми.

— Кроме Грузии, где еще у вашей семьи активы?

— В США, в Испании, в Марокко, в Сербии. Еще в нескольких европейских странах. Нам удалось вернуть почти 90% из папиной собственности под свой контроль.

— А кто этим всем управляет?

— На семейном совете мы принимаем стратегические решения по всем активам.Все под нашим контролем. У нас есть, конечно, и финансисты, и юристы, и профессиональные менеджеры.

— Недавно вы продали акции «Боржоми» компании Михаила Фридмана...

— Действительно, «Альфа-Групп» приобрела значительную долю в компании. У нас осталось более 30% акций «Боржоми», и мы очень рады, что знаменитая грузинская вода появится в московских магазинах.

— Такая сделка, возможно, должна была быть одобрена властями Грузии и России. Вы что-то знаете про это?

— Мы со своей стороны ни у кого не просили одобрения. Это было исключительно принятое семьей деловое решение. И на уровне «Имеди» мы будем очень стараться максимально укреплять культурные связи между Россией и Грузией. Тем более исторически связь между российской и грузинской интеллигенцией была всегда крепкой.

— Но я знаю, раньше синхроны всех, кто говорил на русском языке, в новостях не переводили. А при Саакашвили это было запрещено законом….

— Действующий закон заставляет нас по-прежнему давать все с титрами, если речь идет о русском языке. Нарушать закон мы не можем. Мы сейчас работаем над новой сеткой «Имеди». Там есть в планах линейка кино и качественных новых российских сериалов.

— С кем-то в России ведете переговоры?

— Скорее изучаем предложения и список российских производителей сериалов.

— Какой бизнес-план у «Имеди»? Компания зарабатывает на рекламе или вы будет инвестировать собственные средства?

— Пока не планируем вкладывать средства. Мы сейчас должны понять, что и как работает. Разумеется, будем зарабатывать на рекламе. Мы с января создали в «Имеди» свой отдел продаж. Надеемся, в следующем году выйдем в прибыль.

— Из чего вы делаете такой прогноз? И на что все-таки сейчас содержите штат, формируете сетку, делаете программы? А главное, новости?

— Весь медиахолдинг насчитывает 500 человек. Конечно, нам пришлось взять несколько краткосрочных кредитов на оперативную деятельность и первичное телепроизводство. Но рекламный рынок в Грузии, по предварительным оценкам, составляет сейчас $35 млн. И почти 95% этого рынка делят между собой две крупнейшие телекомпании «Рустави - 2» и «Имеди». Я, надеюсь, что это хороший прогноз. По-прежнему есть и политическая реклама…

— Это как?

— Последние несколько лет политреклама в Грузии была доходной статьей для телекомпаний.

— То есть власть официально оплачивала свои эфиры и проморолики?

— Да, так было. Например, реклама реформ судебной системы и другие аналогичные кампании. Про остальное могу только догадываться. Но скажу, что при нашем управлении «Имеди» все сделки будут прозрачными.

— Вы сохраните прежнюю концепцию универсального канала для «Имеди»: информация, развлечения, ток-шоу, кинопоказ?

— Да, мы хотим, чтобы «Имеди» была такой же, как когда-то. Грузия — по-прежнему чрезвычайно политизированная страна. Наше телевидение смотрит как минимум 40% населения. У нас полноценное покрытие в регионах. Мы показываем все, что происходит и на улицах, и во власти. Не считаться с настроениями людей — это сильный откат назад. Я не за этим сюда пришла.

— В Грузии все еще популярны политические ток-шоу? В России их уже фактически нет.

— Политические ток-шоу по-прежнему хорошо смотрят. У нас сейчас оно выходит в пятницу в 22:00 и идет почти два часа. Называется «Открытый эфир».

— А что из телеразвлечений идет?

— У нас с большим успехом прошел второй  сезон «Танцев со звездами»...

К осени собираемся запускать третий сезон. У нас рейтинги «Танцев...» зашкаливали, собирали 50-60% телеаудитории в Грузии. Недавно мы провели первый сезон шоу «Голос» («Voice»). С российским проектом, конечно, мы со своими возможностями не можем тягаться. Хотя я с большой завистью смотрела на проект «Первого канала» в России, мы тоже хотим стремиться к таким технологиям. А сейчас как раз идет монтаж декораций для детского «Голоса» («Voice kids»). Еще хорошо идут игровые форматы, в частности шоу «Десять миллионов». Есть у нас и еженедельное вечернее развлекательное шоу.

— Да, я видела. Это лицензионный проект, в России такой ежедневный называется «Вечерний Ургант». Только я заметила, что грузинский «Ургант» все время ведет эфир в строгом костюме и галстуке…

— Грузинский зритель немного консервативен. Будем смотреть, наверняка еще многое поменяется.

— Когда вы в Лондоне, кто руководит процессом на месте?

— У меня есть заместитель — Реваз Сакеваришвили, он занимается делами всего медиахолдинга. Есть Георгий Бахтадзе, он замдиректора канала. И вот сейчас к нам совсем скоро приедет новый гендиректор «Имеди» Дэн Бэйтс. Он американец, работал в разных странах в больших телекомпаниях.

— Своими силами, значит, считаете, что не справитесь?

— Ну он серьезный профессионал. Нам нужно сейчас очень быстро все поставить на ноги. Считаю, что это правильный выбор.

— Когда входишь в «Имеди», на входе висит портрет Бадри Патаркацишвили. У вас в кабинете стоят его фотографии, в том числе с покойным Всеволодом Вильчеком, который в свое время помог стать «Имеди» такой, какой она была в свои лучшие годы, а так же фотография с совсем еще молодым Константином Эрнстом. Когда ваш отец был жив, вы с ним обсуждали, что можете когда-нибудь заниматься телевизионным бизнесом, руководить его каналом?

— Вы знаете, папа всегда был такой энергичный, активный, полный жизни, что мы никогда не обсуждали с ним вопросы, что будет, когда его не станет.

— Вы вообще много с ним общались во взрослом возрасте?

— Достаточно. Но он считал, что вести бизнес, принимать решения — это все его дело. В дом он старался меньше это приносить. Я вот жалею сейчас, конечно, что многому у него не смогла научиться. Хотя считаю, что мне все равно повезло. Я всегда понимала, какие у папы приоритеты, какие принципы в работе. Я знала, какие он принимал решения.

— То есть он не закрывался от вас в принятии деловых решений, в политике, в бизнесе?

— Нет!!! Конечно, вся семья была в курсе. Стратегические решения он всегда озвучивал. В детали, конечно, не посвящал. Ну или до поры до времени молчал. Я всегда им очень гордилась и горжусь, поэтому хочу и себе, и ему (надеюсь, он меня там слышит) доказать, что смогу построить успешный бизнес.

— Если бы у вас была возможность сейчас поговорить с отцом, спросить совета о самом трудном, с чем вам приходится сталкиваться в совсем новом для вас деле, вы бы о чем спросили?