.jpg)
ПУБЛИКАЦИИ
Новый Уголовно-процессуальный кодекс Грузии: реформа или контрреформа?
Первого октября 2010 года вступил в силу новый Уголовно- процессуальный кодекс Грузии. Этот законодательный акт привнес много нового, в том числе - впервые за всю историю грузинского уголовно-процессуального законодательства официально узаконен принцип дискреции. Законотворческая деятельность – одна из сложнейших, и она всегда опирается на два основных начала - данные сравнительного правоведения и юридическую науку. После ознакомления с новым Уголовно-процессуальным кодексом Грузии можно с уверенностью сказать, что обе упомянутых выше основы законотворческой деятельности в нем отвергаются в самом корне.
«Дискреция» - слово латинского происхождения и означает принятие должностным лицом или государственным органом решения по собственному усмотрению. В грузинской законодательной терминологии оно утвердилась недавно.
Уголовно-процессуальное законодательство Грузии не знало этот термин. Новый УПК наделил дискреционными полномочиями при осуществлении уголовного преследования лишь прокурора. Прокурор, на основании собранных на стадии расследования доказательств, достаточных для обоснованного предположения, что лицо совершило преступление, полномочен осуществить уголовное преследование, т.е. признать лицо обвиняемым или отказаться от предъявления обвинения. Как начало, так и прекращение уголовного преследования на стадии расследования представляет исключительную компетенцию прокурора, при которой он руководствуется публичными интересами (статья 16).
Основание для прекращения следствия или/и отказа от начала уголовного преследования УПК определяет отдельно. Эти основания не новы, однако новации, внесенные в часть 3 статьи 105, согласно которым уголовное преследование может не начаться или прекратиться, если оно противоречит уголовной политике, общая часть руководящих принципов которой опубликована (подчеркнуто нами – Г. М., И. Ч.)
Ставится вопрос: даже когда для признания лица обвиняемым налицо достаточно оснований, имеет ли право прокурор, в рамках дискреционных полномочий, которыми он наделен, отказаться от начала уголовного преследования или прекратить начатое преследование, если, например, лицо уличается в совершении тяжкого или особо тяжелого преступления?
Об этом в УПК ничего не говорится. Следует подразумевать, что нечто подобное вполне может произойти. Единственным основанием использования дискреционных полномочий является не закон, а руководящие принципы уголовной политики, которые, согласно подпункту «д» части первой статьи 8 Закона Грузии «О прокуратуре», утверждает министр юстиции Грузии. Обратим внимание на конструкцию Закона: общая часть руководящих принципов уголовного права публикуется, а частная – закрытая, секретная (?!).
Ничего не скажешь, «переадресовка» вопроса освобождения человека от уголовной ответственности секретному нормативному акту, изданному министром юстиции, - весьма «оригинальная находка», и аналога ей не отыскать нигде, кроме как в Грузии. Особенно печально, что грузинский законодатель по-прежнему признает существование секретного нормативного акта, что является юридическим нонсенсом, к тому же - в сфере прав человека.
Вернемся к законодательной конструкции прокурорской дискреции.
В соответствии со статьей 168 УПК, отказ прокурора от начала уголовного преследования на основе дискреционных полномочий в суде не обжалуется. Он может единожды быть обжалован у вышестоящего прокурора. Примечательно также, что в судебном порядке не обжалуются и решения о прекращении следствия или/и уголовного преследования. Одноразово его может обжаловать лишь потерпевший и только у вышестоящего прокурора (часть первая статьи 106).
Эти подходы нового законодательного акта заставляют задуматься и тревожны. Очевидно, что уголовно-процессуальное законодательство развилось в сторону ухудшения, а не наоборот. Однако об этом несколько ниже.
По нашему мнению, введение принципа дискреции и его узаконивание в современном уголовно- процессуальном законодательстве произошло поспешно, явно необдуманно, и оно содержит такие огрехи, которые требуют немедленного исправления.
И все же, откуда пришла дискреция в уголовно-процессуальное законодательство Грузии, и была ли в этом необходимость? Полагаем, будет небезынтересно ознакомиться с законодательным опытом передовых стран мира и с тем, что говорит в связи с этим юридическая наука.
С самого же начала следует отметить, что с принципом дискреции законодательство стран общего права и континентальной Европы знакомо уже давно. Соответственно, существует две основных концепции, которые касаются компетенции прокурора в обвинительной деятельности. Первое характерно больше для стран континентальной Европы, где прокурор при выявлении признаков преступления обязан возбудить уголовное дело, провести расследование, осуществить на основании собранных доказательств уголовное преследование и поддержать его в суде. Здесь стпень возможного субъективизма прокурора минимальна, и он, исходя из принципа законности, обязан осуществить полномочия, которыми его наделил закон.
Второе - характерно для уголовно-процессуального кодекса стран, входящих в семью общего права, где прокурор является представителем исполнительной власти, и именно он, по собственному усмотрению, определяет, быть уголовному преследованию, или отказаться от него. Объем уголовного преследования (обвинения) определяется прокурором, и при этом судебный контроль над решением, принятым прокурором, отсутствует.
В уголовно-процессуальной науке существуют интересные, фундаментальные исследования, в которых проблемы дискреции изучены детально. Остается впечатление, что в Грузии члены группы, работавшие над проектом нового уголовно-процессуального кодекса, или не знали об указанном, или знали и специально ухудшили законодательство. Оба подхода вызывают тревогу и заставляют задуматься.
Уголовное законодательство ведущих стран современного мира в настоящее время претерпевает радикальные изменения. Законодательство развивается в направлении либерализации и максимального ограничения применения уголовных репрессий. Соответственно, человечество ищет совершенно новые пути и отказывается от уже изжившей себя строгой уголовной политики, нечеловеческих наказаний. Тенденция либерализации проявляется и в уголовно-процессуальном праве. Вступают совершенно новые законодательные подходы с тем, чтобы уголовная юстиция стала как можно более либеральной. В законодательство внедряются либеральные модели ювенальной юстиции (по делам несовершеннолетних) , восстановительное судопроизводство (Restorativ justice - завершение производства уголовных дел примирением обвиняемого с потерпевшим, в которое вовлечен медиатор) и т. д. Институт дискреции один из таковых.
17 сентября 1987 года Комитет министров Совета Европы обратился к странам, объединенным в Евросовете, с соответствующей рекомендацией, которая предусматривала как можно более широкое внедрение в уголовно-процессуальное законодательство «дискреционного судебного преследования», если существующие в этих государствах исторические условия или конституции это позволяют (подчеркнуто нами – Г. М. и И. Ч.). Согласно указанной рекомендации, при отказе на определенных условиях от дискреционного производства или при постановке вопроса о его прекращении необходимо согласие обвиняемого. В случае отсутствия такого согласия, орган, осуществляющий преследование, обязан продолжить преследование обвиняемого, исключая случай, когда он отказался предъявлять обвинение по другой причине (пункт 7).
Многие страны эту рекомендацию Комитета министров Евросовета выполнили успешно (к примеру, Франция, Италия, Германия и т. д.). Так что для современного европейского права дискреция – отнюдь не незнакомое явление.
В уголовном процессе США дискреция более известна под названием «прокурорской дискреции». Она подразумевает почти неограниченные полномочия прокурора - предъявлять лицу обвинение в совершении преступления или отказываться от предъявления обвинения. Даже тогда, когда по уголовному делу достаточно доказательств для предъявления обвинения, прокурор имеет дискреционные полномочия - не делать этого и отказаться от предъявления обвинения, исходя из «целесообразности». Суть дефиниции «целесообразности» американским законодателем не раскрывается, и она решается, на основании утвердившихся в практике стандартов. Наделение прокурора столь широкими полномочиями - настолько обычное явление в американском правосудии, что американские юристы это считают неизбежной необходимостью.
В странах Европы и Латинской Америки мы имеем дело с совершенно иной реальностью. В этих странах, по факту совершения преступления прокурор, исходя из «принципа законности», обязан провести «обязательное расследование». Старательно рассмотреть те доказательства, которые ему представит полиция или заинтересованные в деле лица и только после этого принять решение - предъявлять ли обвинение лицу, совершившему преступление.
Американские юристы достаточно критичны по поводу наделения прокурора столь широкими дискреционными полномочиями при осуществлении уголовного преследования. По их мнению, фактически неограниченная дискреция явно содержит опасность субъективизма. Так, например, в одном из штатов прокурор использовал дискреционные полномочия и не предъявил лицу обвинение, мотивируя тем, что средства, выделенные из государственного бюджета для судопроизводства, нецелесообразно было расходовать на конкретное лицо, уличенное в совершении преступления, в виду малой степени его возможной опасности для общества и незначительности совершенного им действия.
Существует довольно внушительный список литературы о том, как должен осуществляться контроль над прокурорской дискрецией, и на что должна опираться дискреция при принятии решения прокурором. Большая часть авторов склоняется к мнению, что было бы лучше, если бы основы дискреции определял закон, который должен точно установить основания использования дискреционных полномочий и этим значительно ограничить или почти исключить возможный субъективизм. Эти авторы довольно аргументированно обосновывают, что использование дискреции именно посредством закона - тот единственный путь, который при принятии решения должен исключить субъективизм, и официальные лица не могли укоренить в уголовном процессе необъективные стандарты.
Что касается контроля над осуществлением дискреционных полномочий. Американские юристы единственно правильным путем для законного и максимально прозрачного осуществления дискреционных полномочий считают введение судебного контроля. Потерпевший и лицо, заинтересованное результатом дела, должны иметь право обжаловать в суде решение, принятое прокурором, и этим снимаются те неудобства, о которых мы говорили выше.
Сильный и гласный судебный контроль является тем единственным путем, что должен вынудить прокуратуру не выходить за рамки требований закона и быть непредвзятой при принятии дискреционного решения.
Что же касается уголовно- процессуальных систем континентальной Европы, то, согласно уголовно- процессуального кодексу Германии, исходя из принципа законности, прокурор обязан не оставлять без реагирования каждое подозрение о преступлении и с этой целью проводить следствие (УПК Германии, параграф 152 (2), параграф 160, параграф 170-е (1). Вместе с тем, прокурор свободен при принятии решения об осуществлении уголовного преследования, однако свою позицию он обязан обосновать письменно. Исходя из указанного, принцип законности в немецком уголовном процессе действует не без ограничений, поскольку процессуальный закон (параграф 153) содержит и исключение - когда органы уголовного преследования имеют полномочия отказаться от осуществления уголовного преследования. В немецкой литературе такое явление называют принципом «оппортунитета». Германское уголовно-процессуальное законодательство обязывает прокурора после принятия дискреционного решения письменно ответить лицу, по заявлению которого началось производство уголовного дела. Заинтересованное лицо имеет право принятое прокурором решение обжаловать в судебном порядке (параграфы 171-172).
Немецкие юристы весьма критичны в отношении принципа оппортунитета (целесообразности). По их мнению, только закон доложен предусматривать конкретное основание, когда прокурор по определенным соображениям отказывается от осуществления уголовного преследования. Любопытно, что «принцип оппортунитета» в уголовном процессе был актуальной темой в немецкой уголовно-процессуальной науке еще с конца XIX века . Интересна позиция известного немецкого ученого, профессора Мюнхенского университета Клауса Роксина в связи с целесообразностью принципа «оппортунитета». По его мнению, после принятия генеральной и специальной превенции в законодательстве первоначальный теоретический базис принципа законности полностью потерялся. Демократия, правовое государство и принцип равенства перед законом требуют, чтобы законодатель сам определял условия наказания за преступные действия и право принятия подобного решения. По его мнению, из указанного общеправового требования может быть и исключение, которое допускается на основании «пропорциональной целесообразности», гарантированной Конституцией, когда государство посредством прокурора отказывается от осуществления уголовного преследования именно из превентивной целесообразности.
Профессор Клаус Роксин в германском уголовно-процессуальном законодательстве отдельно выделяет четыре большие группы, на основании которых прокурор имеет право отказаться от осуществления уголовного преследования. В частности:
1. Обвинение, которое должно быть осуществлено на основании конкретной статьи уголовного кодекса, мало значительно;
2. Когда интерес уголовного преследования может быть удовлетворен иначе (например: лицо сотрудничало со следствием, добровольно возместило нанесенный ущерб, отвело предполагаемую угрозу от государства и общества, или/и было объектом шантажа и т. д.)
3. Когда осуществление уголовного преследования может создать угрозу интересам немецкого государства (например, делам по государственному преступлению);
4. Когда потерпевший сам может осуществить частное уголовное преследование.
По статье 40 Уголовно-процессуального кодекса Франции, в случае совершения преступления прокурор республики полномочен (подчеркнуто нами – Г. М. и И.Ч.) начать уголовное преследование против лица, совершившего преступление.
Согласно французскому уголовно-процессуальному законодательству дискреционные полномочия ограничены и не применяются против совершившего тяжкое преступление, против лица, в отношении которого прежде было использовано дискреционное полномочие и т. д.
Французское уголовно - процессуальное законодательство предусматривает право потерпевшего обжаловать в суде (следственная палата) решение прокурора о начале (возбуждении) уголовного преследования отказаться от него или о прекращении уголовного преследования.
Почти аналогично решен вопрос прокурорской дискреции в Уголовно-процессуальном кодексе Испании (статья 100) и в УПК других европейских стран.
Что касается процессуального законодательства советского периода и Российской Федерации. Для советского уголовно- процессуального законодательства не был чужд институт прокурорской дискреции , только он именовался по-другому. Так, например, статьи 61, 62, 7, 9 и 91 Уголовно-процессуального кодекса Грузии 1960 года предусматривали возможность прекращения уголовного дела, в связи с привлечением лица к административной ответственности, передачей товарищескому суду, передачей на поруки без возбуждения уголовного дела.
На этих основаниях, на стадии предварительного расследования уголовное дело прекращалось, либо не возбуждалось с согласия прокурора. Уголовно-процессуальный кодекс Грузии 1960 года детально предусматривал, в каких случаях применялись указанные меры и в отношении кого. С 1995 года в кодекс было внесен порядок обжалования в суде постановления прокурора (статья 2211 – 2214).
Указанные решения, принятые на стадии предварительного расследования, в специальной литературе именовались т. н. «судебно-следственной декриминализацией».
Новый Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, вошедший в силу первого июля 2002 года, уже не предусматривает столь широкий перечень прокурорской дискреции. Хотя предусматривает прекращение уголовного дела в виду изменения обстоятельств, в случае совершения обвиняемым незначительного преступления или преступления средней тяжести (статья 26).
Практически то же самое предусматривал Уголовно-процессуальный кодекс Грузии 1998 года (подпункт «ж» части первой статьи 28).
Что касается грузинского законодательного пространства: согласно подпункту «а» статьи 4 Закона Грузии «О прокуратуре», принцип законности - одна из важнейших основ деятельности прокуратуры. Согласно статье 100 нового УПК Грузии, прокурор обязан сразу же при получении информации о преступлении начать расследование (статья 100) и осуществить уголовное преследование, если существует действие, предусмотренное уголовным законом (статья 105) (подчеркнуто нами – Г.М. и И.Ч). В этом случае позиция УПК Грузии совпадает с позициями уголовно-процессуальных кодексов стран континентальной Европы. Однако то, на основании чего прокурор должен получить дискреционные полномочия о начале или прекращении уголовного преследования - чисто американское. Вместе с тем, уже не существует возможность обжаловать в суде решение, принятое прокурором. Потерпевший имеет право обратиться с жалобой только к вышестоящему прокурору. В этом плане новый УПК значительно ухудшает правовое положение потерпевшего, поскольку он лишен возможности посредством судебного контроля защитить свои права и свободы. Если учесть ту печальную реальность, что потерпевший по новому уголовно- процессуальному кодексу уже не является стороной, и он по правам приравнен к свидетелю, нетрудно сделать соответствующий вывод: вопрос правовой защищенности потерпевшего значительно сужен. Кроме того, недопущение участниками процесса обращений к суду приходит в явное противоречие с Конституцией Грузии, с принципами международного права, с практикой Конституционного суда Грузии.
В заключение хотелось бы сделать вывод: при разработке современного уголовно-процессуального законодательства рецепция (перенимание) опыта зарубежных стран неизбежна. Однако подобное перенимание должно быть хорошо просчитано, приведено в соответствие с законодательными актами Грузии и, в первую очередь, с Конституцией. Очень важно просчитать, как будет работать та или эта законодательная конструкция в грузинской действительности. По нашему мнению, в стране, где официально объявлена жесткая уголовная политика, «нулевая толерантность в отношении преступников», дискреционные полномочия, которыми законодательство наделило прокурора, не будут использованы в плане либерализации карательной практики. Жесткая уголовная политика и либерализация - взаимоисключающие категории. Теоретические и практические стороны принципа дискреции, внесенной в грузинское уголовно-процессуальное законодательство, требуют соответствующей корректировки и по возможности - срочной.
Профессор, главный государственный советник юстиции, судья высшей квалификации Гия Мепаришвили, ассистент - профессор Ия Чхеидзе – специально для ИА«ГРУЗИНФОРМ»
