Фридон Тодуа – доктор медицинских наук, профессор, академик отделения физиологии и медицины Национальной академии наук Грузии. Сегодня он руководит Научно-исследовательским институтом клинической медицины, который является одним из крупнейших учреждений подобного типа не только на Южном Кавказе, но и в Европе.

 Карьера академика Тодуа началась еще в советский период – он работал в Московском институте хирургии им. академика А.В. Вишневского, где прошел путь от рядового научного сотрудника до руководителя первого в СССР, им же созданного отделения компьютерной томографии. К моменту распада Страны Советов уже вернулся на родину, где возглавил медицинский диагностический центр, не имевший в тот период аналогов во всем регионе… О том, чем стал лично для него и для страны развал империи, Фридон Тодуа рассказал в беседе с корреспондентом Sputnik.

 - Фридон Ипполитович, совсем молодым Вы отправились на учебу в Россию, где впоследствии и началась Ваша карьера. Вернулись на родину накануне обретения Грузией независимости и фактически начали все с нуля. Вспомните, пожалуйста, тот период.

 — Я даже во сне не мог себе представить, что империя, называемая Советским Союзом, когда-нибудь распадется. О тех событиях я рассказываю впервые… Был ноябрь 1989 года. Меня вызвал Эдуард Шеварднадзе и спросил, не собираюсь ли возвращаться в Грузию. Я очень удивился, потому что, откровенно говоря, был на тот момент довольно популярной личностью в Москве. Тогда первую компьютерную томографию доверили грузину, и этим грузином был я. Представьте себе, чем в те годы была компьютерная томография! Моими пациентами были политические деятели, представители культуры, космонавты…

В Москве я защитил кандидатскую, докторскую диссертации, получил звание профессора, стал всесоюзным лауреатом. И человека, находившегося в зените такого успеха, спрашивают, не хочет ли он уехать… При первой встрече я даже толком не понял, чего Шеварднадзе от меня хотел, подумал, мол, что мне делать в Грузии, чем я должен там заниматься. Потом, когда мы встретились во второй раз, было решено, что я еду в Грузию, и здесь откроется закавказский клинико-диагностический центр. Мне обещали дать квартиру и, вообще, многое пообещали…

Через некоторое время коммунистов не стало, начался распад империи. Тогда в Москве министром путей сообщения СССР был депутат от Грузии Конарев, который выделил нам средства, и на эти деньги мы купили в Тбилиси компьютерный томограф… Жизнь я начал, как говорится, с нуля. (Тогда этого корпуса, где мы сейчас беседуем, не существовало, было всего два этажа/ А сегодня эта клиника — одна из сильнейших не только в Грузии, но и в Европе). Крушение Советского Союза было для всех нас трагедией.    

- Почему – трагедией?

— Мы выросли в той системе, был иной менталитет, много запретов, страх… Вобщем, Советский Союз распался, мы получили независимость, народ избрал президента Гамсахурдия. Потом был военный переворот, пришла новая власть. Если бы мы к этому всему подошли более рационально, то такой трагедии не случилось бы, не было бы войны, гибели стольких наших соотечественников… Отношения с соседними государствами тоже далеки были от идеала.

Грузия – маленькая страна, и я считаю, что она должна поддерживать хорошие отношения со всеми, для возвращения территорий следует найти компромисс, необходимо вести переговоры. Грузия стала независимым государством, но… Как личность я сформировался в России, она – моя вторая родина, там у меня дом. Моя жена, дочь и внуки – граждане России, у меня самого двойное гражданство, и, естественно, все, что происходило и происходит, я очень переживаю. Мы получили независимость, и теперь нужно со всеми налаживать отношения.

- Давайте, сравним советский период и сегодняшние реалии…

— В 1980 году я стал членом Коммунистической партии, поскольку руководил таким отделением, что членство в КПСС было обязательным, иначе не назначили бы… Это были совершенно иные ощущения, я часто говорю: "Мы – дети социализма". Представьте, мы заснули в социализме, а наутро проснулись и обнаружили, что мы в капитализме. Когда я в первый раз ехал в Грузию, очень радовался – думал, за шесть месяцев страна превратится в Швейцарию. Но началась война, мы потеряли Абхазию… Произошла трагедия, и мы оказались под обломками.

Во время коммунистов медицина и образование были бесплатными, если ты не работал, это было наказуемо. Помните выражение: "Кто не работает, тот не ест". Капитализм – совершенно иной строй. Кто сумел и в этой системе адаптировался, чувствует себя хорошо. Я встречаюсь со многими людьми, в том числе с бывшими министрами, секретарями ЦК… У них остался социалистический менталитет. Капитализм – сложный строй, не сумеешь прижиться – значит, ты пропал, ничего сделать не сможешь. Меня часто спрашивают, есть ли у меня ностальгия по старой системе. Конечно, есть, я вырос в той системе!

- Вы ведь сами говорите, что это была плохая система, а ностальгия тогда по чему?

— Разумеется, в то время было много минусов, не было свободы, люди боялись сказать лишнее… То, что мы сегодня видим и слышим по телевидению, тогда было невозможно представить. Люди исподтишка слушали "Голос Америки". Мама мне подарила крестик, и он у меня был спрятан в Москве, чтобы никто его не увидел. Я молился дома, потому что в церковь ходить многие из нас не решались. Что и говорить, минусов, действительно, было много. Но были и плюсы, в частности, огромные достижения в науке, культуре. По многим направлениям мы были первыми, в Грузии функционировало немало различных всесоюзных центров. Но все было разрушено, и мы начали, повторяю, с нуля — иначе жить, иначе мыслить. Бывает, к нам в клинику приходит человек старого поколения, который думает, что мы по-прежнему в той системе. Представьте, для многих из них Брежнев жив, и они ждут от него помощи. 

- Людям было очень сложно перестроиться. Часто можно услышать, что до тех пор, пока не сменится поколение советского периода, Грузия не изменится…

— Я ведь изменился?

- Речь о большинстве…

— Понимаю, но все должны думать о своем выживании. Видите, медицина стала приватной, уже все поняли, что живем в капитализме, и это уже иной подход ко всему. Если кто-то не сумел прижиться, то это становится его проблемой… Я часто слышу о том, что в то время все было по-другому. Но то время ушло! Вот уже 25 лет, как ушло.

- Вы говорите, что очень многие сожалеют о прежних временах и полагают, что, если бы сохранилась та система, они бы жили лучше…

— Это еще вопрос, как бы мы жили. Повторяю: мы перенесли большую трагедию – гражданскую войну, войну в Абхазии, выбрали одного президента – он сбежал, второго президента выгнали… Знаете, что? Мы, грузины, должны понять, что, если хотим быть Швейцарией (и это возможно), нужно трудиться, иначе мыслить. Порой сижу перед телевизором и думаю: почему мы кушаем друг друга, почему поносим почем свет? Я тоже был в политике, но всегда находил компромисс. Если мы, грузины, не будем друг друга любить, не будем относиться друг к другу бережно, вперед не продвинемся…    

- Вы приехали в советскую Грузию, вдруг оказались в независимом государстве и начали строить жизнь и карьеру фактически на пустом месте. Что вы переживали в тот период?

— Дважды я собирался убежать отсюда, даже брал билеты…

- Что Вами двигало – страх, недовольство или что-то другое?

— В Тбилиси я приехал очень популярным человеком, и все со мной здоровались. Система разрушилась, и меня стали сторониться, но со временем, узнав, что я в хороших отношениях с Гамсахурдия, снова меня вспомнили и начали узнавать…

- И почему же Вы не уехали?

— Меня не отпустили… Один человек, имени которого называть не стану, догнал меня в аэропорту – вроде, хотел проводить. Он взял у меня билет и порвал его. Словом, вернул меня обратно. Я счастлив и бесконечно благодарен этому человеку за то, что случилось именно так. Сейчас живу у себя дома, растут двое внуков…

- У которых детство совершенно иное, нежели было у Вас…

— Это совсем другое поколение. Я больше любил читать книги, мы были более запрограммированными и закомлексованными детьми. Помню 50-е годы – я был школьником, и ко мне домой ходила педагог английского языка. Так вот, отец мне говорил, мол, учить должен русский язык, английский – язык империализма. Мои внуки самостоятельные, и оба знают, что должны делать, мыслят более свободно, иначе подходят к различным вопросам. Но одно плохо: у них нет общего образования, нет знаний о писателях, великих представителях искусства, к сожалению, мало читают…

Мы и сегодня до конца не знаем, что такое капиталистическая система. Всем следует думать о том, как выживать. Жизнь – это бег, и, если мы не будем опережать, нас просто съедят… Меня волнует другое: на науку внимание уже не обращается. Образование – это, конечно, фундамент, но страна без науки… Помню, когда в прежние годы приезжали иностранцы, они постоянно спрашивали, зачем такой маленькой стране наука. У нас были величайшие математики, физики, философы и т.д. Был период расцвета… Сейчас все это как будто куда-то исчезло.

- Как Вы думаете, получив высшее образование в Грузии, удалось бы достигнуть столького?

— Трудно сказать, скорее – да. Не люблю топтаться на месте, мне все время нужно что-то делать. Я и сегодня работаю и создаю что-то новое. Верю, что Грузия будет идти вперед. Просто нам необходимы время, профессионалы и дисциплина. Без этого ничего не получится.  

И еще одно меня волнует: не хочу уходить из жизни, не дожив до того времени, когда Грузия будет единой и по-настоящему свободной. 

sputnik-georgia.ru