Грузия, 8 мая, ГРУЗИНФОРМ. Гогитидзе Мамука, доктор истории, председатель Общества военной истории Грузии, полковник:

«После падения в 1453 году Константинополя, Грузия оказалась отрезанной от всего христианского мира и, в конечном счете, фактически была разделена между Османской империей и Персией. В течение XVI-XVIII вв. грузинский народ боролся за сохранение своей идентичности, пытаясь лавировать между этими государствами. Порой Грузии удавалось обеспечить относительно приемлемый, а порой даже привилегированный статус в составе этих держав, но религиозный барьер оказался, в конечном счете, непреодолимым препятствием для возможной интеграции.

В этих тяжелых условиях, в стране постепенно формировалась и крепла надежда на помощь России. Попытки грузино-русского сближения имели место еще в XVI-XVII вв., но без серьезных последствий. Первая реальная попытка установления долговременного и прочного союза с Россией была предпринята лишь на закате эпохи Петра I. В 1720 году астраханским губернатором был назначен А.П. Волынский (1689- 1740). В ситуации, когда доминировавшая в регионе Персия переживала период явного кризиса, а Петр I начал подготовку своего персидского похода, этому видному деятелю было поручено склонить на сторону России царя Картли Вахтанга VI (1675-1737). В свою очередь, Вахтанг VI, игравший не только важнейшую политическую роль, но и занимавший выдающееся место среди культурных деятелей Грузии (писатель и законодатель), проявил заинтересованность в рассмотрении данного вопроса. Поэтому уже в 1721 году начались переговоры сторон о совместных действиях.

В принципе, Россия могла рассматривать грузинскую армию в основном как вспомогательную силу, а Грузия, в свою очередь, подвергала себя немалой опасности. Однако в XVIII веке религиозный фактор имел значительно более существенное значение, нежели сегодня. Полагаем, что для Вахтанга важное значение имел также учет общих настроений в обществе и расчет на потенциальную мощь России. В свою очередь, А. Волынский, видимо, обещал ему серьезную поддержку. Возможно, даже не просто покровительство, а постоянный союз, к которому так стремились в Грузии. В итоге, Вахтанг VI решился на разрыв отношений с Персией.

Принятию данного решения, очевидно, способствовало и то, что положение Персии серьезно ухудшилось. Потерпев 8 марта 1722 года поражение в битве с афганцами при Гульнабаде (в том числе погиб и командовавший гвардией шаха брат Вахтанга), переживая осаду Исфахана, шах обратился к Вахтангу VI за помощью. Однако в это же самое время к нему прибыли послы Петра I. В итоге, Вахтанг VI не только отказал шаху в помощи, но и в августе- сентябре двинул грузинскую армию на соединение с русской армией. Вахтанг VI сделал решительную ставку на коалицию с Россией. Союз с Петром I казался ему единственно возможным путем для страны. Тем не менее, перед принятием окончательного решения о войне против Персии Вахтанг VI вынес этот вопрос на обсуждение совета (дарбази), где данные планы должны были получить поддержку грузинской знати. Однако большинство членов дарбази неожиданно выступило против военного союза с Россией и войны с Персией. Несмотря на это, Вахтанг VI не прислушался к мнению большинства и в августе выдвинул 40-тысячную армию на соединение с русской армией к Гяндже. Развязка оказалась трагичной. Петр I отказался от идеи похода на Персию, а Грузия очутилась перед лицом двух врагов – с одной стороны – шаха, объявившего Вахтанга вне закона, а с другой – Турции. В итоге, воспользовавшись слабостью Вахтанга VI, Турция заняла Картли-Кахетию.

Эта оккупация продлилась до 1734 года. При этом Россия 12 июня 1724 г. подписала трактат о границах, которым фактически признавала занятие турками Грузии: «Турция получала во владение Картли (Тифлис), Эриванское ханство, азербайджанские земли (Шемаха, Тебриз) и северо-персидские земли (Казвин)». Зигзаги российской кавказской политики разочаровали Грузию. Тем не менее, в массе населения здесь по-прежнему сохранялась вера в российскую помощь. В народе бытовала даже легенда о том, что Петр I якобы завещал: «Грузия несчастна, защищайте ее ради веры, пошлите ей войско…». И лишь придворные интриги помешали воплотить это завещание в жизнь.

В 20-е годы духовные лица и целые сословия не раз обращались к российскому правительству с просьбами о помощи, но без последствий. Одно время возникла было идея переселить переживавших нелегкие времена грузин на Терек, но это предложение, как явно несостоятельное, осталось лишь проектом. Ситуация изменилась лишь во второй половине XVIII в., когда приблизилась очередная русско-турецкая война 1768-1774 гг. В новых условиях Россия взяла курс на то, чтобы использовать против Турции христианское население Кавказа. Коллегия иностранных дел даже составила «рассуждение о способах, какими грузины преклонены быть могут к восприятию участия в настоящей с Портою Оттоманской войне». Отправляя экспедиционный корпус Г.Г. Тотлебена (1710-1773) в Грузию, Н.И. Панин (1718-1783) напутствовал генерала словами, разъяснявшими суть предстоящих ему военных задач: «была бы душа здешняя, а тело грузинское». Нужно признать, что, хотя новая попытка сближения также не удалась, она стала первым важнейшим шагом на пути к Георгиевскому трактату

В ходе войны, связи сторон окрепли. 27 ноября 1769 года Екатерина II наградила царя Картли-Кахетии Ираклия II орденом «Святого Андрея Первозванного», прислав ему крест ордена, 3 звезды для полевого использования и соответствующую ленту, а также
пожаловала 50 000 рублей золотыми империалами. В сопутствующей грамоте императрицы, в частности, отмечалось: «Засвидетельствование нашего Монаршего к Вам благоволения, в разсуждении достохвальной Вашей ревности к православному нашему христианскому закону и преданности к нам и к нашей Империи Мы Всемилостивейше восприняли Вашу Светлость в число кавалеров Святого Апостола Андрея Первозванного и, посылая при сем знаки ордена, поручаем Вам оные на себя возложить, и обнадеживаем Вас и впредь нашею императорскою милостию». В ответ, в 1770 году он отправил Екатерине II 25 знамен и 8 серебряных булав, взятых в качестве трофеев у турок в битве у Аспиндзской крепости.

В целом, несмотря на успешный для России исход войны 1768-1774 гг., на ряд важных побед, Екатерина II была недовольна ее общими результатами. В свою очередь, неудовлетворенность итогами войны существовала и в Грузии. В Кучук- Кайнарджийском трактате 1774 года вовсе не упоминалось о Картли-Кахетии (под названием «Грузия» в п. 23 трактата понималась Западная - вассальная Турции ее часть) В конечном счете, признав вассальную зависимость Западной Грузии (Имеретии) от Османской империи, Россия по существу воспрепятствовала воссоединению Грузии в единое государство. Союзный договор 1773 года королей (царей) Картли-Кахетии Ираклия II (1720-1798) и Имеретии Соломона I (1735-1784) остался неосуществленным. Между тем, Ираклий II был сторонником всемерного сближения с Россией. Незадолго до отзыва из Грузии русских войск, царь Картли-Кахетинского царства Ираклий II вновь отправил Екатерине II письмо. Содержавшее конкретные предложения о переходе Грузии под покровительство России, письмо привезла делегация его сына Левана (1756-1781) и брата - Католикоса Антония (в миру - Теймураз Иессеевич Багратиони (1720-1788), Католикос-Патриарх восточной Грузии 1744-1755, 1764-1788). В нем Ираклий II вновь просил «удостоить нас ныне таким покровительством, дабы всем, … видно было, что я нахожусь точным подданым российского государства, и мое царство присовокуплено к Российской империи». В принципе, он предлагал традиционные формы отношений, которые прежде регулировали зависимость страны от Персии. В частности, Ираклий II был готов направить в Россию заложником одного из сыновей, а также ряд князей, дворян. Население Грузии должно было выплачивать 70 копеек со двора, присылать ежегодно 2000 ведер вина, 14 лучших лошадей, а также поставлять в Россию солдат. Кстати, именно на основе этого «представления» и образовался впоследствии Георгиевский трактат.

Однако предложение грузинского царя было отклонено. Панин сообщил об этом Ираклию II 8 февраля 1773 года, охарактеризовав грузинскую инициативу как «странные и совсем не по времени учиненные предложения». Поясняя причины такого решения, в 1774 году Екатерина II отдельной грамотой сообщила, что военная помощь против Турции в настоящее время невозможна. Однако она обещала потребовать от Порты гарантий для безопасности Грузии.

Лишь в конце 1782 года Ираклий II (в контексте очевидного укрепления позиций России в Крыму) вновь обратился к императрице Екатерине II с просьбой о покровительстве России над Грузией. Стремясь упрочить позиции России в Закавказье, Екатерина II на этот раз предоставила широкие полномочия для заключения договора с царем Ираклием II Павлу Потемкину. С грузинской стороны в переговорах приняли участие князья Гарсеван Чавчавадзе и Иванэ Багратион-Мухранский. Согласно договору 1783 года, Ираклий II признал покровительство Российской империи. В свою очередь, Екатерина II гарантировала независимость и целостность Картли-Кахетии.

Особо отметим 4 секретные статьи, согласно которым Россия обязалась обеспечить военную защиту Грузии, а также добиваться возвращения отторгнутых Турцией территорий, прежде принадлежавших Картли-Кахетинскому царству. Правда, военное обеспечение договора было относительным. Россия направила в Грузию всего два батальона пехоты с 4 пушками. Также грузинам рекомендовалось особое внимание обратить на обеспечение внутреннего единства и предотвращение междоусобной розни. В частности, Ираклию II следовало помириться с имеретинским царем Соломоном I. Важное значение Георгиевского трактата состояло в установлении протектората России над Восточной Грузией, резко ослабившего в Закавказье позиции Турции и Ирана, а также формально уничтожившего их притязания на Грузию.

Наряду с этим, в 1783 году, в связи с подписанием трактата, были предприняты меры для установления более тесных коммуникаций двух стран, началось строительство Военно-Грузинской дороги. По ее маршруту были сооружены важные укрепления и крепости, в том числе Владикавказ (1784 г.). Однако реально трактат действовал без помех только 3-4 года. Вскоре внутриполитическое положение в регионе серьезно осложнилось в результате активизации Турции, в частности, организовавшей набеги на Грузию дагестанцев и ахалцихского паши. В свою очередь Россия ограничивалась лишь протестами, не имевшими серьезных последствий. Более того, в 1787 году Россия вывела свои войска из Грузии. Этот шаг являлся очевидным нарушением условий Георгиевского трактата и фактически означал его денонсацию. В литературе даются две основные трактовки причин этого шага. Согласно первой, вначале трактат нарушила Грузия, пойдя на сепаратные переговоры с турками. Действительно, в сентябре 1786 года Ахалцихский Сулейман- паша направил Ираклию II предложения о заключении сепаратного мирного договора.

Как сообщал в своем рапорте от 29 декабря 1786 года генерал-губернатору Кавказского наместничества Павлу Сергеевичу Потемкину уполномоченный (комиссионер) при царе Карталинском и Кахетинском Ираклии II и Имеретинском Соломоне I полковник С.Д. Бурнашев: «Его высочество… намерен послать требуемых в Ахалцихе Сулейман пашею аманатов (заложников), извиняясь, что принужден к этому подданными своими и крайней необходимостью избавления от разорения своих земель со стороны турецкой. На сие имел я честь доложить его высочеству, что после заключения с Грузиею трактата 4- го артикула в случае присылок от соседей посланников или писем, надлежит соглашаться с главным пограничным начальником, а паче в сем обстоятельстве, которое требует прилежного рассмотрения».

В свою очередь, в декабре 1786 года Ираклий II лично информировал Павла Потемкина: «…а чтоб мы не дошли до сущей крайности, то для сего отправляем двух князей к паше для утверждения договоров». Таким образом, царь явно отступал от трактата, начав переговоры с турецкими властями.

Потемкин был крайне встревожен: «…крайне скорбля, что ваше высочество и советы вельмож ваших попускаются на готовность выполнить требования Солеймана паши Ахалцихского… покорно прошу ваше высочество рассмотреть всех требований Солеймана паши цель и всех его к вам отношений. С самих пор, как начал он иметь с вашим высочеством переписку, его требования были в следующем: 1.Обольщая разными мнимыми выгодами поколебать верность вашу к России; 2. Чтобы вывести войска Российския из Грузии и избавясь от грозных защитников, обножить оную от обороны; ибо естли войски наши не были бы им грозны, не имел бы он надобности искать их вывода из Грузии … советую для пользы вашей убедительно прошу не отдавать паше аманатов, ибо этим оскорбите вы зависимость вами клятвенно утвержденную и навлечете вред собственному царству вашему».

Но, несмотря на условия 4 артикула Георгиевского трактата и предупреждения П. Потемкина, царь Ираклий II заключил с пашой договор, который был ратифицирован султаном летом 1787 года (как раз во время войны России и Турции). Таким образом, Турция лишила Российскую империю регионального союзника в новой войне. С этого момента Георгиевский трактат утратил силу. Русские войска должны были покинуть Грузию. 26 октября 1787 года русские войска находились уже во Владикавказе.

Согласно другой версии, Россия вывела войска потому, что приняла политическое решение о необходимости уступок Турции. Не желая на тот момент доводить дело до войны, она вывела немногочисленные части, отослала из Петербурга грузинского посла и согласилась срыть укрепления Владикавказа. Эту версию отчасти подтверждает известный военный историк А.В. Потто, отмечавший: «Два батальона, оставленные в Грузии, не могли принести существенной пользы в случае нового вторжения неприятеля, а только сами легко могли пасть жертвой его. И так как усилить их решительно было нечем, то полковнику Бурнашеву приказано было оставить Тифлис и возвратиться на Линию. В то же время и все устроенные Потемкиным укрепления по дороге в Грузию были уничтожены. Первая попытка России прочно утвердиться в Грузии окончилась, таким образом, неудачей. В итоге, Россия молчаливо признала свободу действий для Грузии, озабоченной тем, чтобы обезопасить себя «посредством возобновления прежних своих союзов, разрушившихся единственно пребыванием в стране российских войск».

Иными словами, в сложившейся ситуации Георгиевский трактат оказался для России невыгоден. Кстати, согласно первой версии, царь Грузии нарушил Георгиевский трактат и, тем самым, оставил Грузию без защиты от войск основателя Каджарской династии в Персии Ага-Магомед хана. Однако заметим, что трактат отчасти действовал даже в 1790-х годах. Более того, 4 сентября 1795 года Екатерина II, после долгих проволочек, наконец-то велела «подкрепить царя Ираклия, яко вассала Российского против неприязненных на него покушений, положенными по трактату с ними двумя полными батальонами пехоты». К сожалению, это решение являлось откровенно запоздалым. Генерал И.В. Гудович получил отмеченный приказ императрицы только 1 октября. Между тем, всего через 8 дней после его появления войска Ага-Магомед хана разрушили Тбилиси.

В данном контексте отметим, что Ага Мохаммед-хан к 1795 году как раз успел победить своих соперников и объединить Персию, поставив в повестку дня вопрос о том, чтобы вернуть Персии Грузию, которая фактически отделилась от нее по факту подписания Георгиевского трактата. Ага-Мухаммед предлагал Ираклию II добровольно вернуться в подданство Персии на выгодных условиях, но тот отказался. Уже после разрушения Тбилиси, Ага-Мухаммед вновь предложил Ираклию II подчиниться, обещая в ответ вернуть всех пленников и передать под власть Ираклия весь северный Иран, однако тот остался верен союзу с Россией.

По многократным просьбам царя Ираклия, в апреле 1796 года Россия, наконец, направила 13-тысячный Каспийский корпус под командованием генерал-поручика В.А. Зубова из Кизляра в северные провинции Персии. Но целью этой экспедиции было не столько спасение Грузии, сколько «освобождение» Персии от «бунтовщика» Ага Мохаммед-хана. Вдохновителем похода был Валериан Зубов. Разорение же Тбилиси явилось лишь одним из поводов к войне. Военные действия развивались благоприятно для русской армии. Уже 10 мая был штурмом взят Дербент, 15 июня без боя заняты Баку и Куба. В ноябре русские войска достигли слияния рек Кура и Аракс. Однако 6 ноября 1796 года Екатерина II скончалась, и с ней ушли в прошлое проекты завоевания Персии: «Грузия опять была предоставлена ее собственной участи, и только смерть Аги Мохаммеда избавила ее от нового страшного нашествия». Согласно Ясскому мирному договору, завершившему русско-турецкую войну 1787-1791 годов, Турция отказывалась от претензий на Грузию и обязывалась не предпринимать каких-либо враждебных действий в отношении грузинских земель.

Однако дальнейшее развитие отношений России и Грузии, их интеграция протекали весьма сложно и противоречиво. Лишь в 1799 году в Картли-Кахетинское царство вступил русский полк генерала И.П. Лазарева (1763-1803). С ним прибыл официальный российский представитель при дворе Георгия XII - Коваленский. В 1799 глава закавказской экспедиции, организованной Бергколлегией, граф Аполлос Аполлосович Мусин-Пушкин (1760-1805) по разрешению императора Павла I вступил в переговоры с грузинским царем Георгием XII, в ходе которых установил «искреннее желание как самого царя… (так и) всех сословий народа грузинского» присоединиться к России. И действительно, в письме своему послу Гарсевану Чавчавадзе от 7 сентября 1799 год царь Картли-Кахетии Георгий XII указывал: «Предоставьте им все мое царство и мое владение, как жертву чистосердечную и праведную и предложите его не только под покровительство высочайшего русского императорского престола, но и предоставьте вполне их власти и попечению, чтобы с этих пор царство картлосианов считалось принадлежащим державе Российской с теми правами, которыми пользуются находящиеся в России другие области» .

В Петербурге грузинское посольство 24 июня 1800 года передало коллегии иностранных дел проект документа о подданстве. Первый пункт гласил: царь Георгий XII «усердно желает с потомством своим, духовенством, вельможами и со всем подвластным ему народом однажды навсегда принять подданство Российской империи, обещаясь свято исполнять все то, что исполняют россияне» . Осенью 1800 года грузинская делегация сделала попытку предложить России проект еще более тесного единения. 17 ноября первый полномочный министр Грузии в Петербурге князь Гарсеван (Давид) Ревазович Чавчавадзе (1757-1811), представлявшей интересы страны при Екатерине II, Павле I и Александре I подал от имени царя Георгия соответствующую ноту и «просительные пункты». Это предложение было рассмотрено в Коллегии иностранных дел и 19 ноября одобрено императором по всем пунктам. На аудиенции руководитель внешней политики Павла I граф Ф.В. Ростопчин (1763-1826) и тайный советник С.Л. Лашкарев (1739-1814) объявили грузинским послам, что император принимает в вечное подданство царя и весь народ грузинский и согласен удовлетворить все просьбы Георгия. Однако это предполагалось осуществить «не иначе, как тогда, когда один из посланников отправится обратно в Грузию объявить там царю и народу о согласии русского императора, и когда грузины вторично заявят грамотою о своем желании вступить в подданство России».

23 ноября 1800 года император дал рескрипт на имя Георгия XII о принятии его царства в подданство России, в соответствие с которым: «нам изъявленное, приняли мы с высокомонаршим нашим благоволением и удостоев также всемилостливейшей опробации нашей о прошениях ваших к принятию вас в подданство Наше». Георгию было обещано оставить за ним царские права до конца жизни. Однако после его смерти русское правительство было намерено утвердить наследника трона Давида Георгиевича генерал-губернатором с титулом царя, а Грузию причислить к числу русских губерний под названием царство Грузинское. Все шло к двустороннему соглашению, которое могло бы стать юридически безупречным решением вопроса. Однако за два дня до аудиенции последовал императорский рескрипт генералу К.Ф. Кноррингу (1746-1820) о введении войск в Грузию. В случае кончины царя Георгия, предлагалось не назначать преемника вплоть до особого приказа. Данное распоряжение шло вразрез с принципами трактата 1783 года, который оставлял вопрос назначения наследника в компетенции царя Грузии. 18 декабря был подписан Манифест о присоединении Грузии. Таким образом, вопрос был решен в одностороннем порядке, еще до смерти царя Георгия, которая последовала 28 декабря.

Между тем, послы с охарактеризованными выше «пунктами» прибыли в Грузию лишь в начале января, и 15 января царевич Давид опубликовал воззвание: «Высочайше повелено мне приблизиться к трону Грузии по наследству, в звании правителя оной». Далее, 8 января в Петербурге был обнародован манифест Павла I. Сам текст манифеста выглядел несколько туманно и неконкретно, без упоминания судьбы грузинской династии: «Сим объявляем императорским нашим словом, что по присоединении Царства Грузинского на вечные времена под державу нашу не только предоставлены и в целости будут \…\ все права, преимущества и собственность законно каждому принадлежащая, но что от сего времени каждое состояние народное вышеозначенных областей имеет пользоваться теми правами, вольностями, выгодами и преимуществами, каковыми древние подданные Российские по милости наших предков и Нашей наслаждаются под покровом Нашим».

Вслед за этим, 16 февраля 1801 года в Сионском соборе на русском и грузинском языках был зачитан манифест о присоединении Грузии к России на вечные времена. 17 февраля в соборной церкви в Тбилиси жителям города торжественно был объявлен этот манифест. Однако жизнь менялась быстро. И уже в марте 1801 года на российском престоле оказался Александр I, которому сразу же пришлось решать вопрос, связанный с присоединением. И если при Павле I на этот вопрос смотрели с точки зрения государственного интереса, то Александр I (и его Негласный комитет) рассматривал его в большей степени с точки зрения права. Будучи в то время сторонником честной политики, Александр I крайне негативно отнесся к акту присоединения, у которого не было достаточной правовой основы. Но проблема состояла в том, что манифест Павла I уже был зачитан и присоединение уже фактически началось. В виду сомнений нового императора, вопрос о Грузии был вынесен на обсуждение Государственного Совета, который в то время назывался Непременным советом. О сложности грузинского вопроса красноречиво говорит то, что он детально рассматривался еще на заседании Совета императора Павла I, а затем еще полгода дебатировался на совете Александра I. Первое заседание нового Совета по Грузии состоялось 11 апреля 1801 года.

При этом если «молодые друзья» Александра I были против присоединения, то в старом составе Совета преобладала «имперская» партия, которая мыслила еще в духе эпохи Екатерины II. По их мнению, следовало удержать Грузию в составе империи как из-за богатых рудников (о которых сообщал Мусин-Пушкин), так и ради спокойствия границ. Немаловажное значение имела также защита достоинства империи. В итоге, в том первом заседании вопрос так и не был решен. Все проблемы были бы сняты в случае двустороннего обсуждения вопроса (грузинские послы уже с месяц находились в России), но Совет упорно не желал, и не обсуждал двустороннего рассмотрения. Он продолжал настаивать на выгодах проекта.

15 апреля 1801 года состоялось второе заседание. И вновь оно оказалось крайне трудным. Генерал-прокурор Беклешов потом говорил «о крайнем отвращении Государя к принятию Грузии в подданство России», так как он «почитает несправедливым присвоение чужой земли». Однако на этом заседании Совет представил проблему в качестве дилеммы. По его мнению, возможно или полное присоединение Грузии, или ее полная независимость. Поскольку независимость будет гибельна для Грузии, следовательно, заключал Совет, возможно только полное присоединение. Придя к такому заключению, Совет постановил отправить в Грузию графа Кнорринга с целью выяснить, может ли Грузия быть царством независимым, и действительно ли народ единодушно желает присоединения.

Однако если в Совете возобладала «имперская» партия, то Негласный комитет Александра I в большинстве был против проекта присоединения. Мнение его членов
было выражено в докладе А. Воронцова и В. Кочубея, который был подан императору 24 июля 1801 года (за 4 дня до доклада Кнорринга). Авторы исходили из того, что основным принципом политики Александра I на настоящий момент является не расширение империи, а внутреннее благоустройство. Вопрос о завоевании Прикаспия более не стоял в качестве приоритета, а присоединение Грузии всегда было лишь частью этого плана. Единодушие в желании грузинского народа тоже подвергалось сомнению, ибо каким образом мог выразить свое единодушие народ? Богатство грузинских рудников представлялось крайне сомнительным, причем и их Грузия предлагала передать России. Поэтому ради рудников полное присоединение не имело смысла. Авторы доклада «оценивали присоединение Грузии с точки зрения государственных интересов России и отнеслись отрицательно к этому присоединению. Что же касается точки зрения права, то они, конечно, отлично знают, что ни о каком праве здесь не может быть и речи». Воронцов и Кочубей предлагали: «избрать на царство одного из царевичей по порядку наследства или исходя из личных качеств, при необходимости удалить иных претендентов, оставить в Грузии некоторое количество войск «на продовольствии земли».

Предлагалось также назначить министра при царе. Миссия была возложена на Кнорринга Высочайшим рескриптом 19 апреля 1801 года. 22 мая Кнорринг въехал в Тбилиси, где и пребывал практически все время. Исход его миссии был предрешен постановкой вопроса в Совете, он только решал дилемму: полное подчинение или полная независимость. А на тот момент о полной независимости речи быть не могло. К моменту прибытия Кнорринга Грузия уже полгода находилась без власти. Царевичу Давиду русские генералы в Тбилиси не позволяли провозгласить себя царем, но он считался утвержденным наследником. Когда русские солдаты присягали Александру I, грузин к присяге не приводили. Страна страдала от анархии, набегов горцев Дагестана и последствий персидского нашествия. Прибывший в те дни в Тбилиси генерал Тучков застал город еще разрушенным, с двумя целыми улицами. Причем Кнорринг по секрету сообщил Тучкову, что присоединение Грузии - вопрос еще не решенный. 8 августа 1801 года состоялось очередное заседание Совета по вопросу Грузии. Время работало на «имперскую» партию.

По докладам российских посланников, за год безвластия Грузия уже потеряла всякое подобие государства. Для оправдания аннексии использовались также неуклюжие утверждения о том, что «в мире» Грузию уже считали частью России, и отступать от присоединения неудобно с точки зрения достоинства империи. На заседании был заслушан доклад Кнорринга и доклад Воронцова и Кочубея. Совет встал на сторону Кнорринга. Говорилось о необходимости упредить турок и персов, способных захватить Грузию, и о том, что присоединение поможет «обуздать хищных горских народов». Кочубей настаивал на своем мнении: в заключительном слове он обратил внимание на опасность расширения границ, на несправедливость присоединения с точки зрения монархической и настаивал на сохранении вассального положения Грузии.

И все же Совет решил вопрос о присоединении утвердительно. Тем не менее, Александр I все еще колебался. 12 августа он получил записку от В.Зубова и отправил ее Новосильцеву для рассмотрения. 13 августа вопрос обсуждался на заседании Негласного комитета. Члены комитета все еще были против, но Александр I постепенно склонялся к решению Совета. Наконец, 12 сентября 1801 года Александр дал в Москве манифест о присоединении. Победила «имперская» политика братьев Зубовых, и даже сам манифест был написан собственноручно Платоном Зубовым: «…не для приращения сил, не для корысти, не для распространения пределов и так обширнейшей в свете империи, приемлем мы на себя бремя управления царства грузинского.   Единое достоинство, единая честь и человечество налагают на нас священный долг, вняв молению страждущих, в отвращении их скорбей, учредить в Грузии прямое правление, которое могло бы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона».

12 апреля 1802 года манифест был официально зачитан в Сионском соборе в Тбилиси. К присяге были приведены царевичи, католикос и все сословия Картли-Кахетии. Под давлением они дали клятву в верности новому порядку. И уже через день после объявления манифеста, было учреждено новое правительство, а через несколько дней Кнорринг, назначенный правителем Грузии, направил Тучкова к вдовствующей царице Марии, чтобы отобрать у нее все царские регалии.

Как следствие, страна стала погружаться в хаос. Участились набеги горцев Дагестана, началось что-то вроде гражданской войны. Сам генерал Кнорринг попал в окружение во время отъезда в Россию, а осетины полностью истребили донской казачий полк, следующий в Тбилиси. Генерал Тучков пишет, что стоя с армией под Тбилиси, он «не имел ни одной ночи покоя». Аварцы уничтожили целый пехотный батальон вместе с генералом Гуляковым. Беспокойное состояние края, вместе с бестактными и даже корыстными поступками ряда русских чиновников, окончательно ожесточили грузин. Народ, прежде только и думавший о том, как бы отделаться от членов царского дома, опять обратился на их сторону. До императора Александра I стали отовсюду доходить слухи о беспорядочном управлении Закавказским краем, и 8 сентября 1802 года Высочайшим повелением и Кнорринг, и Коваленский были отозваны, а главнокомандующим в Грузию назначили генерал-лейтенанта князя Цицианова, который, «начал исключительно активно формировать в Закавказье некое подобие нового грузинского царства» (разумеется, под скипетром российского императора) . Под предлогом пресечения беспорядков, командование российской армии провело аресты членов царской фамилии. Причем во время ареста вдовствующей царицы Марии был смертельно ранен кинжалом генерал Лазарев. Арестованных под сильным конвоем отправили во Владикавказ. И, поскольку местные жители пытались помешать движению конвоя, отряду пришлось с боем пробивался через Кавказский хребет.

В целом, последствия Георгиевского трактата для Грузии были двойственными. С одной стороны, она была защищена от агрессии Турции и Персии, с другой - утратила независимость (впоследствии, в 1811 г., даже и церковную). Тем не менее, протестные выступления в стране утихли довольно быстро, поскольку позитивные результаты союза с Россией все же преобладали».