Грузия, 30 июля, ГРУЗИНФОРМ. Грузинский политолог Джумбер Кирвалидзе в беседе с журналистами ГРУЗИНФОРМ вспоминает весьма интересные истории времен своего студенчества: «В 1973-83 годах учился в Москве, на философском факультете университета имени М.В. Ломоносова, и за пять лет учебы со мной не одно приключения произошло… Однако, расскажу про два случая: первый - когда меня чуть не отчислили из университета; и второй - когда чуть не оставили без диплома МГУ.

Итак, первый рассказ – «НЕЗАВИСИМАЯ СБОРНАЯ ГРУЗИИ»

«Если Кипиани сыграл «по Гавриловски» (знаменитая фраза комментатора Николая Озерова), а предпочтение отдаете Гаврилову, ставите его в основной состав сборной СССР, то тогда разрешите нам, чтобы сборная Грузии по футболу выступала независимо на международной арене, как, например, страны, входящие в состав Великобритании, - Шотландия, Северная Ирландия и Уэльс!», - эти слова я сказал одному русскому аспиранту МГУ в Москве, в 1981 году, в вестибюле университета. Он был фаном московского «Спартака» и пытался доказать мне, что спартаковец Гаврилов, оказывается, на целую голову превосходил нашего Давида Кипиани, и что в основном составе сборной СССР должен был играть Гаврилов, а не Кипиани!

Короче говоря, я сумел-таки воздержаться (мне тогда было 21 год, на втором курсе, понимаете, наверное…) и не вступить в «физический контакт» с моим наглым оппонентом, лишь ограничившись вышеприведённой цитатой. Но оказалось, что горько я ошибся - нужно было расквасить ему физиономию, нежели высказывать всеобъемлющие фразы! Дело в том, что этот так называемый «фан», являющийся в то же время членом парткома МГУ, донёс мою фразу слово в слово «туда, куда следовало», и после этого такое началось!..

Целую неделю таскали меня из кабинета в кабинет - проректора университета, секретаря комитета комсомола университета (признаюсь, я был комсомольцем), декана моего факультета, куратора курса и кого-то там ещё! И под конец приняли такое решение, что «в словах студента Кирвалидзе Дж .Дж. отсутствовал политический контекст, исключительно спортивный азарт и эмоции (кавказская горячность!) побудили его произнести те нелепые слова, даже не осознавая их истинного смысла!», что приходилось мне убедительно доказывать в каждом из этих кабинетов, хотя так оно в действительности и было (не стану, подобно некоторым, утверждать, что я был «одним из первых диссидентов»).

Объявили мне строгий выговор с внесением в личное дело и предупредили - в случае повторения подобного отчислят из университета!.. Вот так я спасся в первый раз от отчисления из университета им. Ломоносова из-за грузинского футбола и престижа великого Давида Кипиани!

И второй рассказ – «ПЕРЕКРЕСТИЛСЯ»

30 июня 1983 года (даже число помню!) сдаю последний государственный экзамен по философии и, заполучив диплом МГУ, возвращаюсь домой, в Тбилиси, где меня заждались родители, родственники, друзья, соседи…

К государственному экзамену подготовился основательно и поэтому вовсе не переживал. Перед самым выходом на экзамен, в коридоре я перекрестился и вошел в экзаменационный зал. Билет попался очень удачный, все вопросы выложил на одном дыхании и, в ожидании высокой оценки, смело взглянул профессору в глаза (во время изложения экзаменационного материала ни разу на него не посмотрел).

Взглянул на него и столкнулся на такой «ледяной» взгляд, что подумалось - наверное, тучи собираются над моей головой, если не действовать своевременно! И принялся рассказывать вновь, о чем повествовал предыдущие 20 минут, но уже применяя другие слова, отличный строй предложений, делая иные акценты, стараясь обогатить мой повторный рассказ множеством философской терминологии - короче говоря, «ударился я в проповедники»!

Завершил рассказ - и что?! Ледяной взгляд профессора не претерпел ни малейшего изменения... Задал он мне три вопроса, не имеющих абсолютно ничего общего с темой моего экзаменационного билета. Тем не менее, ответы он получил на все три вопроса, однако, с недовольным выражением лица трижды покачал головой и обратился ко мне со следующими словами: «Студент Кирвалидзе, ваши вопросы не удовлетворяют стандартам, принятым на нашем факультете, а посему подходите с большей ответственностью к нашим требованиям, подготовьтесь соответствующим образом и приходите сдавать экзамены на следующий год! А сейчас - до свидания!». Последние слова он словно выдавил сквозь зубы, вложив в них такую злобу, что огорошил меня!

Я пробормотал - но позвольте, профессор, ведь я вам ответил так, что в худшем случае мой ответ заслуживает оценку «удовлетворительно»! Вы что, собираетесь ставить мне оценку «неудовлетворительно»? Что мне делать, теперь?! – на что он ответил: «Я же вам сказал - подготовьтесь и приезжайте на следующий год! Что, сложного понять?!».

Не помню, как я покинул экзаменационную аудиторию… Меня угнетала мысль о том - как объяснить всё моим родителям... Билет на самолет у меня был забронирован, 3 июля - вылет домой. Короче говоря, поднялся переполох, все мои сокурсники объявили мне солидарность, выразив возмущение по поводу произошедшего, поскольку после окончания экзамена оказалось, что провалился на экзаменах только я, вернее сказать, «завалил» меня на них профессор Князев!

В тот же день совместные попытки некоторых преподавателей моего факультета к переговорам с профессором Князевым – соизволит ли он еще раз прослушать меня? - увенчались решительным отказом. Более того, он заявил своим коллегам, что их просьба - это нарушение устава университета и что пересдача государственного экзамена позволена только через год! Об этом ведали все, в том числе - и я, но мы цеплялись за любую «соломинку»…

Единолично даже сам ректор МГУ не обладал правами позволить в том же году пересдать государственный экзамен, не будь на то чрезвычайный случай, или особая причина. Вечером, позвонив домой и был не в силах утаить случившееся, пришлось признаться во всём, не было смысла оттягивать время… Я просто смирился с фактом, что придется потерять один год и на следующий приехать пересдавать…

Уже на следующий день моя покойная мама и тетя были в Москве, успокаивали меня - мол ничего страшного не произошло и что тут осталось ждать до следующего года! А я не в силах был совладать с печалью, ощущал на себе тяжесть невыносимой несправедливости! Я не ошибался, именно так и оказалось! Моим сокурсником был один дагестанский парень - Шахрудин Сеидов, мой друг, его старший брат был аспирантом. Эти братья так болезненно переживали мою историю, что не угомонились, пока не прояснили причины, движущие профессора Князева. Дочь профессора Князева училась в нашем университете и братья Сеидовы, при помощи общих знакомых, разузнали именно от нее - по какой причине ее отец завалил меня на экзамене! Оказалось, причиной было то, что перед сдачей экзамена я … перекрестился!!! Князев, оказывается, заметил этот момент в коридоре, потому что большая аудитория, в которой проводились экзамены, имела две двери и Князев вышел через первые двери именно в тот момент, когда я входил в аудиторию через другие двери. Я его не заметил, ибо между дверями было 30-40 метров расстояния, а ему в коридоре мои движения не остались незамеченными – момент, когда я перекрестился!

Дело в том, что профессор Князев был воинствующим атеистом, пламенный коммунистом с головы до ног! Он, оказывается, дома признался, что, мол, ужасные вещи происходят на философском факультете, появились верующие, вскоре, наверное, лекции и семинары будут начинаться после чтения молитвы «Отце наш»! Кроме того, декану факультета профессору Ковалеву он сообщил о об этом вопиющем факте! После получения этой достоверной информации, начали мы обсуждать - каким путем идти дальше. Обжаловать и поднять шум не имело смысла - все, кто застали тот период в СССР, прекрасно меня поймут! К тому же, философский факультет и отделение политической науки, так называемый научный коммунизм, представляли кузницу специалистов идеологического фронта, которыми комплектовались партийные структуры. Князев заинтересовался - был ли я членом компартии, а когда его известили, что нет, он, оказывается, с досадой произнес: а жаль, а то бы мы его отчислили!..

Так что, примирившись с судьбой, я уже было собрался возвращаться на родину, когда братья Сеидовы сумели невозможное и с помощью одного дагестанского депутата Верховного совета СССР, имевшего прекрасные отношения с министром высшего и специального образования СССР Елютиным, устроили мне встречу! Мне было выделено 15 минут, чтобы доказать собственную правоту всесоюзному министру, донести до него, что я подготовлен и попросить разрешения на пересдачу государственного экзамена любому другому профессору, либо экзаменационной группе, которую выбрал бы сам министр.

Риск, конечно, оставался, ведь не исключено было, что и министр был бы таким же идейным - борцом атеистом, как и профессор Князев. События развились таким образом, что когда настал день моей аудиенции к министру, он внезапно отправился за границу в силу незапланированных заранее дел… Ирония судьбы, подумал я тогда, что Господу не угодно, не станется… И в этот момент из Министерства звонят контактному лицу (которого я не знал, с ним связь имел старший Сеидов) и сообщают ему, что в 18.00 ч. студента Кирвалидзе примет 1-ый заместитель министра товарищ Мохов Николай Иванович! Помню, как я волновался, меня даже дрожь пробрала, не мог успокоиться… 24-летнему парню за короткое время пришлось пережить слишком много эмоций!

Короче говоря, вырядился я в костюм - галстук и когда очутился в огромном кабинете, почему-то всякое волнение как рукой сняло. Не мог понять почему, но первая же фраза Николая Ивановича Мохова меня подбодрила. Заместитель министра Мохов был бодрым, представительным мужчиной, он сказал мне: «Ну-ка расскажи, сынок, что с тобой произошло?!». Эти слова были произнесены с такой теплотой, что я неволь почувствовал, будто бы нахожусь с близким, родственным мне человеком! И я начал: «Уважаемый заместитель министра…».

Как только он услышал эти слова, тут же начал смеяться и сказал - оставь, мол, эти формальности, вижу, что ты воспитанный, порядочный молодой человек! Да, известно мне все, что произошло с тобой! Произнося эти слова, он улыбался, не отводя от меня глаз, видимо интересовался моей реакцией. Забыл сказать - при входе в кабинет он указал мне на большой стол - мол, садись туда, а сам уселся с противоположной стороны. Посмотрел я ему в глаза и спросил: «Если вам все известно, несомненно знаете и то, что со мной будет?». Мохов сердечно засмеялся и ответил: «Я-то в курсе, но ты хотя бы раз расскажи мне все сам!».

Я сообщил ему обо всём в подробностях. Мохова смотрит на меня и произносит: «Если ты крестишься, значит, молитвы читаешь и в Бога веруешь?!». Я воздержался дать прямой ответ - все же не до конца верил ему, и он это понял. Мой ответ был каким-то несуразным: «У меня бабушка верующая и она научила креститься, некоторым молитвам и страху пред Господом!». Он снова улыбнулся и говорит: «Ты, наверняка, крещенный?». Я ответил утвердительно: «Мне был 1 год, когда крестили, и поэтому ничего не помню».
После этого этот отзывчивый человек с улыбкой задал «самый трудный вопрос»: «Сынок, коль ты крещенный, стало быть, и крест носишь?».

Посмотрел я на него и отвечаю: «Уважаемый Николай Иванович, не смею лгать, вынужден признаться, что тайком ношу крест, идя к вам на встречу, снял и оставил дома!». Так и было, правду я ему сказал! Мохов поднялся, подошел к письменному столу и секретар через селектор говорит: «Соедините меня с ректором МГУ». Затем повернулся ко мне и рукой дал знак подойти поближе и достал из ящика письменного стола что-то… С близкого расстояния я заметил, что в руках у него была маленькая иконка пресвятой Богородицы (кажется, казанской Богородицы). И он, снова с улыбкой, произносит: «Парень, я тоже крещен, и есть у меня деревянный крещенский крест, который недавно моему маленькому внуку одолжил, а иконка эта вот уже 50 лет покровительствует мне! А сейчас иди и сдай этот экзамен, а когда в Грузию поедешь, передай мою благодарность твоей бабушке и родителям - за то, что такого парня воспитали!».

Я с трудом удержался от слез, до того расчувствовался, хотел было сказать ему - но ведь вы еще не говорили с ректором, откуда знаете, что он вам ответит? Он словно понял меня, обнял, постучал по спине несколько раз и повел к дверям - все будет хорошо, теперь ступай молодцом!..

Из Министерства я не шел, летел, хотел порадовать преждевременно (по поводу получения разрешения на пересдачу) мать, тетю, моих дагестанских друзей и всех, кто в те тяжелые для меня минуты сопереживал мне! Спустя три дня декану факультета, профессору Ковалеву и двум доцентам сдал я государственный экзамен, поставили оценку «хорошо»! А по прошествии еще двух дней вручили мне диплом и, перекрестившись, отправился я домой, на родину!

P.S. Поминая усопших, я всегда произношу имя Николая Мохова, благородного человека, которого всегда буду помнить.