Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

«Грузинская» резолюция сената США мало что может изменить в реальности: ни один самый совершенный документ не сделает Абхазию с Южной Осетией ближе к Грузии.

29 июля 2011 года сенат США принял резолюцию о «поддержке суверенитета, независимости и территориальной целостности Грузии». Чем было мотивировано решение верхней палаты американского конгресса? И в какой степени оно способно повлиять как на общую геополитическую ситуацию на Кавказе, так и на российско-американские отношения?

С одной стороны, принятие июльской резолюции стало результатом долгой и кропотливой дипломатической и пропагандисткой работы официального Тбилиси. Чтобы лучше представлять себе суть этой деятельности, необходимо отмотать пленку на 7 лет назад, к тому времени, когда Михаил Саакашвили стал во главе Грузии. В тот момент грузинский президент имел возможность реального выбора стратегии урегулирования двух этнополитических конфликтов. Редкий (если не уникальный) случай в ситуациях подобного рода. Просто потому, что он сам не был среди тех, кто разжигал противостояние в Южной Осетии и в Абхазии. Первый из этих двух конфликтов был накрепко зарифмован с первым президентом Грузии Звиадом Гамсахурдиа, а второй – с Эдуардом Шеварднадзе, который для предотвращения внутригрузинского раскола не нашел ничего лучшего, как пойти по пути эскалации противоборства с Абхазской автономией. Таким образом,

в 2004 году Саакашвили мог начать «историю с чистого листа» и повести сложный диалог с двумя отколовшимися образованиями (и все это на фоне успешных экономических и политических трансформаций в Грузии) ради их привязки к общегосударственному проекту. Но он выбрал иной путь – «разморозку» конфликтов, в которой помимо попыток изменения военно-политической конфигурации в двух остуженных «горячих точках» государственная пропагандистская машина повела борьбу за новую интерпретацию.

Суть этой борьбы заключалась в изменении представлений о двух конфликтах. Они были представлены как перманентная агрессия соседнего государства (при этом события в Абхазии и в Южной Осетии вписывались в широкий контекст истории) и противоборство Москвы и Тбилиси. В итоге проблемы собственно двух бывших автономий в составе Грузинской ССР были вытеснены сначала из внутриполитического оборота, а потому и из евроатлантического дискурса Грузии. Умелое жонглирование стереотипами, фобиями и опознавательными знаками, укоренившимися на Западе, существенно облегчило Тбилиси принятие в Вашингтоне и в Брюсселе «грузинской правды». С помощью этой комбинации Михаил Саакашвили рассчитывал на получение военно-политической и медийной поддержки США и Евросоюза в его политике по «собиранию земель».

Однако для решения главной проблемы Грузии – интеграции сепаратистских образований – эта «победа» оказалась малополезной. Переформатирование двух конфликтов сузило и без того узкое пространство для маневра абхазских и югоосетинских лидеров. Отказ Тбилиси видеть в них самостоятельных политических субъектов еще крепче «привязал» их к России. Не говоря уже о том, что такой курс приближал кровавую трагедию «горячего августа» 2008 года. После поражения в «пятидневной войне», когда отсутствие грузинского суверенитета над Сухуми и Цхинвали было признано Россией (а затем еще несколькими странами) юридически, официальный Тбилиси, при дефиците внешнеполитических ресурсов, нашел свой инструмент для противодействия процессу окончательного самоопределения двух бывших автономий. Проекту «признание» (продвигающемуся с огромным скрипом, взять хотя бы недавнюю историю с признанием/непризнанием Абхазии тихоокеанской республикой Вануату) официальный Тбилиси противопоставил проект «оккупация». Признав сначала на внутригосударственном уровне две бывшие автономии территориями, оккупированными Россией, грузинская дипломатия повела активное наступление на внешнеполитическом направлении. Письма, обращения, конференции, «круглые столы», слушания. И все это с одной целью – убедить общественное мнение в том, что этнополитических проблем внутри Грузии нет, есть только агрессия, аннексия и оккупация со стороны северного соседа. Нельзя сказать, чтобы эта кампания не принесла свои плоды. В июне 2010 года факт оккупации признали парламенты Литвы и Румынии. В ноябре 2010 года среди шести рекомендательных резолюций парламентской ассамблеи НАТО была и одна «грузинская» – с признанием факта «российской оккупации». Понятие «оккупированные территории» использовалось и в резолюциях парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ). Этот статус был сохранен и при голосовании в апреле нынешнего года (130 голосов «за» против 8 «против»).

В январе 2011 году впервые термин «оккупированные территории» применительно к Абхазии и Южной Осетии использовал Европейский парламент.

Таким образом, принятие американским сенатом июльской резолюции в поддержку Грузии с упоминанием «оккупации» было основательно подготовлено. Разговоры о том, что это решение должно быть принято в самое ближайшее время, велись и в Тбилиси, и в Вашингтоне не один месяц – как минимум начиная с визита спикера грузинского парламента Давида Бакрадзе в США в сентябре прошлого года. И здесь следует обратить внимание на несколько принципиальных моментов, которые в России традиционно упускаются из виду. Во-первых, следует говорить о преемственности внешнеполитических подходов к Грузии прежней администрации и президента Барака Обамы. Так, на сайте Белого дома в специальном комментарии, посвященном российско-американской «перезагрузке», говорится о том, что «администрация Обамы по-прежнему имеет серьезные разногласия с российским правительством по поводу Грузии. Мы продолжаем призывать Россию прекратить ее оккупацию грузинских территорий Абхазии и Южной Осетии». Да, в риторике действующего президента нет «спецэффектов», свойственных «неоконам». Но суть от этого не меняется. Политический класс США на сегодняшний день имеет консенсус относительно ситуации вокруг Грузии.

Показателем этого является голосование 29 июля 2011 года. Сенатская резолюция, подготовленная сенатором-демократом от штата Нью-Гемпшир Джин Шахин и сенатором-республиканцем от Южной Каролины Линдси Грэмом, была поддержана единогласно. У двух соавторов июльской резолюции накоплен значительный опыт работы на «грузинском направлении». Они являются сопредседателями так называемой «целевой группы» по Грузии. Эта группа, функционирующая на двухпартийной основе, спонсируется Атлантическим советом, (крупным «мозговым» и лоббистским центром, занимающимся продвижением трансатлантической интеграции). Как председатель подкомитета по европейским делам, Джин Шахин проводила слушания о ситуации в Грузии, приуроченные к первой годовщине «пятидневной войны», в августе 2009 года. Добавим к этому некоторые «комплексы» демократов, которым их оппоненты ставят в вину «сдачу Грузии» и «неоправданные уступки Москве».

После крупного поражения на промежуточных выборах прошлого года (а также на фоне нарастающих внутриполитических и социально-экономических проблем) команда Обамы не может позволить себе роскошь игнорировать «патриотическую площадку».

А «поддержка новых демократий» является важнейшим идеологическим элементом американского политического дискурса, каким бы наивным это иной раз ни представлялось. Неслучайно поэтому в канун голосования 29 июля 2011 года один из соавторов проекта резолюции Линдси Грэм заявил о том, что «акт российской агрессии» был нацелен «не только против Грузии, но и против всех новых демократий».

Но в какой мере ситуация в Грузии действительно важна для США, вовлеченных в разрешение геополитических головоломок повсюду в мире? Отвечая на этот вопрос, следует представлять себе, что американская внешняя политика – это сложный сплав прагматических резонов и идеологических подходов, которые находятся в постоянном противоречии друг с другом. И случай с Грузией – яркое доказательство этого. На фоне пробуксовки афганской операции любая военная помощь, предлагаемая союзниками, чрезвычайно ценится Вашингтоном. В отличие от чувствительной к человеческим потерям Европы Грузия готова наращивать свое присутствие в Афганистане. Ранее Тбилиси зарекомендовал себя как надежный военный партнер в Косово и в Ираке. Отсюда и особая настойчивость Пентагона (который в США не только военное ведомство, но и в определенной степени конкурент госдепа в ведении внешней политики) в продвижении стратегического партнерства с грузинским государством. Что же касается Кавказа, то для Вашингтона, в отличие от России, этот регион не является прямым продолжением внутренней политики (в данном случае мы не берем во внимание крайне ограниченное использование этого ресурса в предвыборной риторике). Это в первую очередь регион, расположенный в треугольнике между Турцией, Ираном и Россией, рассматриваемый как арена приложения сил трех проблемных евразийских игроков. В этом плане

российская активность в Грузии (в особенности признание Абхазии и Южной Осетии, то есть пересмотр межреспубликанских границ) видится как опасный геополитический ревизионизм и стремление к воссозданию советского доминирования в Евразии в мягкой форме.

При этом практически любое образование, вышедшее из-под контроля Москвы, видится в качестве «новой демократии». Автору этой статьи лично доводилось наблюдать курьезные случаи, когда представители вашингтонских «мозговых трестов» обсуждали в этом контексте случаи Узбекистана или Туркмении, отождествляя при этом союзничество или партнерство с США с «демократическим выбором».

Однако, что бы ни говорили американцы по поводу поддержки Грузии, существуют определенные «красные линии», которые они пока что не переходили. Во-первых, это вопрос о территориальной принадлежности Северного Кавказа. В этом плане мы можем даже вспомнить критические рекомендации официальному Тбилиси со стороны директора национальной разведки США Джеймса Клэппера по поводу использования «северокавказской карты». Во-вторых, открытая военная поддержка Грузии. Все же принятие резолюции с упоминанием об «оккупации» и открытая интервенция в процесс «собирания грузинских земель» – вещи разные. И непонимание этого во многом и привело к тем просчетам, которые были допущены Саакашвили в ходе «разморозки» двух конфликтов в 2004–2008 годах. В-третьих, у американцев есть общие интересы с Россией в других точках Евразии, включая и Большой Кавказ (нагорно-карабахское урегулирование), а потому на радикальный разлад с Москвой Вашингтон не пойдет.

И в-четвертых, ни одна самая совершенная резолюция не сделает Абхазию с Южной Осетией ближе к Грузии. В этом плане решение сената США мало что в реальности может изменить. Разве что Михаил Саакашвили сможет в очередной раз уверить своих сограждан в том, что «Запад с нами». Впрочем, этот выбор грузинское руководство сделало давно. Вместо диалога с собственными же гражданами оно предпочло интернационализацию конфликта, которая от сепаратистских болезней не спасла.

Что же касается российской внешней политики, то сенатская резолюция от 29 июля 2011 года снова показала: Москва в идеологическом смысле проигрывает. В который уже раз России дали понять, что не контрактами и сделками едиными жива дипломатия, а деньги решают многое, но далеко не все. Пиаровские и пропагандистские успехи Грузии (даже при всей их относительности) или любой другой малой страны, небогатой ресурсами, между тем показывают важность такого оружия, как борьба за умы и симпатии. И очевидно, что

бороться с такими укорененными на Западе стереотипами, как отождествление антисоветизма и демократии, РФ и СССР одними лишь вялыми реакциями МИД на те или иные действия оппонентов невозможно.

Другой вопрос (и это тоже урок Грузии для России), что одним пиаром сыт не будешь. Это к вопросу об «освоении средств» для улучшения российского имиджа. Благоприятное восприятие твоих действий вовне еще не гарантия того, что внутри страны успех гарантирован.