Про то, что самого знаменитого грузинского театрального режиссера Роберта Стуруа сместили с должности художественного руководителя Театра Руставели – главного грузинского драматического театра, просвещенная публика узнала вечером 16 августа из социальной сети Facebook, где маэстро коротко написал: «меня сняли». Министерство культуры официальных комментариев долго не давало, советуя ждать заявления министра культуры Николоза Руруа. Тот высказался лишь к концу следующего дня, сказав, что Стуруа освободили от должности за его открыто ксенофобские высказывания.

В частности, в конце июня Стуруа сказал, что президент Михаил Саакашвили не может любить Грузию, потому что он по происхождению (скрытый) армянин. Затем (уже в ответ на критику в его адрес) он подчеркнул свое пренебрежение к правилам политкорректности, сказав, что не обязан любить негров, тем более, что они стоят ниже него по культурному уровню.

Если бы в западной демократии публичное лицо, получающее зарплату из денег налогоплательщиков, сказало что-то подобное, на должности оно бы оставалось недолго. Представьте себе, например, что художественный директор британского Королевского национального театра сказал, что премьер-министру страны нельзя доверять, потому что у него бабушка – еврейка, и добавил что-либо уничижительное о людях с темным цветов кожи.

Но отсюда несколько преждевременно заключать, что Грузия действительно становится европейской страной и ее правители руководствуются европейскими стандартами. Прежде всего, очень странно, что министру понадобилось примерно полтора месяца, чтобы определиться со своей позицией. Для того, чтобы разобраться в ситуации, столько не нужно: содержание высказываний Стуруа было достаточно однозначным.

Возможно, промедление связано с тем, что власть просчитывала политические последствия. Поскольку Стуруа известен своей открытой оппозиционностью, его отстранение от должности неминуемо выглядело бы как сведение политических счетов, а ксенофобские высказывания сочли бы лишь удобным поводом. Постоянные обвинения в авторитарности (справедливые или нет – другое дело) заставляют грузинские власти быть особенно осторожными.

Но главное отличие от европейской практики – общий контекст. В гипотетической западной демократии расистское высказывание художественного руководителя находящегося на государственной дотации театра вызвало бы всеобщую волну общественного негодования, с которой солидаризировались бы политики всех идеологических оттенков, кроме крайне правых. Так что решение о его увольнении было бы само собой разумеющимся – если бы провинившийся маэстро не успел сделать публичное заявление об отставке еще раньше. В Грузии протесты были, но далеко не единодушные, а «мастера культуры» в основном солидаризировались с коллегой по цеху.

Но дело не только в оппозиционных воззрениях Стуруа: корень проблемы – в весьма сложных отношениях между нынешней властью и той прослойкой общества, которую в советское время именовали «творческой и научной интеллигенцией», а в годы перестройки стали более научно называть «статусной интеллигенцией». После прихода во власть правительства Саакашвили и его молодой команды реформаторов старшее поколение интеллигенции потеряло статус моральных предводителей нации. Ну и что, что Роберт Стуруа мог ставить сколько угодно спектаклей в театре Руставели на государственные деньги, и никто не мешал ему иронизировать над властью в любимом для него метафорическом стиле? Главное, что театр Руставели перестал чувствовать себя духовным центром нации.

То, что камнем преткновения стали именно обвинения в ксенофобии, тоже не случайно. Политические дискуссии в Грузии в последнее время все более принимают форму «культурных войн». Если модернизационная власть Саакашвили ассоциирует себя с западным либеральным дискурсом, где постыдно судить людей по их этнической принадлежности, то признаком постсоветской интеллигенции остается приверженность к теории заговоров, в которой важную роль играют представления об этнических корнях «плохих» лидеров. Отсюда – популярный в этой среде миф о том, что «непатриотичность» Саакашвили объясняется его скрытым армянским происхождением. В грузинском контексте армянофобию можно считать функциональным эквивалентом антисемитизма российских почвенников.

Многих удивило, что носителем подобного сознания оказался именно Роберт Стуруа, чей карнавально-иронический театр сменил доминирующее до того героически-романтическое направление и кого самого считали за это ниспровергателем традиционных ценностей. Как вполне справедливо говорят его защитники, ничто в творчестве Стуруа не указывает на ксенофобию. Но факт остается фактом: по своим социально-политическим воззрениям Стуруа оказался обычным советским интеллигентом.